Контакты между Россией и Испанией, которые можно считать дипломатическими, имели место уже в ХVI в. Первым русским послом, побывавшем в королевстве в 1523 г., был подьячий Яков Иванович Полушкин. Он доставил в Вальядолид «дружебное письмо» московского великого князя Василия III (1505—1533) императору Священной Римской империи Карлу V (1519—1556)* с предложением развивать добрые отношения. В мае 1523 г. в Россию было направлено ответное посольство во главе с графом Антонио де Конти, которое прибыло в Москву лишь через год. В обратный путь испанцы отправились в сопровождении послов князя Ивана Ивановича Засекина и дьяка Семена Трофимовича Борисова. 29 апреля 1525 г. они были приняты Карлом V и, пробыв в Испании четыре месяца, вернулись в Россию.

Однако регулярные дипломатические отношения между Россией и Испанией, как считают историки, начались с 1667 г., когда царь Алексей Михайлович (1645—1676) направил в Испанию и далее во Францию посольство во главе со стольником Петром Ивановичем Потемкины и дьяком Семеном Владимировичем Румянцевым. Ставилась задача находиться в «дружбе и любви» и «в братственной, любительной дружбе и в ссылке [переписке] впредь быть»¹, имея в виду возможность дальнейшего заключения антитурецкого союза. Отправляя дипломатов в столь длительный и опасный путь, государь дал Потемкину титул наместника Боровского и распорядился выдать для посольства 1160 руб., соболей на сумму 600 руб., а для найма кораблей 5100 ефимков. Кроме того, делегация получила от Алексея Михайловича нижеследующее сопроводительное письмо:

Проезжая грамота посланнику стольнику П.И.Потемкину и дьяку С.В.Румянцеву

Москва, 31 мая 1667 г.

«Великим государем, королем и арцы князем, и курфистром, и удельным князем, и графом, и волных городов бурмистром, и ратманом, и полатником послали мы, великий государь, н. ц. в-во, к брату нашему посланников наших, стольника Петра Ивановича Потемкина да дьяка Семена Румянцева, о наших государских великих делех, которые годны нам, великим государям християнских, и всему християнству к тишине и покою, и где случитца тем н.ц. в-ва посланникам ехати чрез которые государства и земли, и великим государем, королем и арцы князем, и курфистром, и удельным князем, и волных городов бурмистром, и ратманом, и полатником велеть их пропущать без задержания со всяким помогательством. А когда буде людем Вашим случитца ехать для каких дел чрез наши великие госудапства, и мы, великий государь, н.ц. в-во, Вашим людем велим воздавать таким ж мерам»².

4 декабря 1667 г. корабль с российским посольством бросил якорь у берегов испанского города Кадиса. По этому случаю голландские и английские суда, стоявшие на рейде, учинили салют из пушек. Сами испанцы, казалось, понятия не имели, откуда прибыли гости. Ведь с тех пор, когда в Испании побывали первые русские, прошло более 140 лет, и о них уже успели забыть. Когда пальба смолкла, на корабль поднялся капитан дон Антонио Могита, посланный губернатором Кадиса Мартином де Сайсом разузнать, кто такие, откуда прибыли нежданные гости и с какой целью. В тот же день дьяк Федор Ушаков с переводчиком и подьячим отправились на берег к губернатору и так толково провели переговоры, что уже на следующий день Мартин де Сайс сам явился на корабль. Губернатор объявил, что для российских посланников приготовлен постоялый двор, но прибавил, что за него надо платить в соответствии с договором о найме, а бесплатно можно только по королевскому указу. Эта новость крайне расстроила москвичей, так как они считали, что испанская сторона возьмет их на полное содержание, как это делает русское правительство для иностранных посольств. Испанцы посоветовали обратиться к наместнику края «Дюке де Медину Целию»³. Дюка послов принял, был очень любезен, но в просьбе отказал. Через пять дней проживания на судне было принято решение съехать на берег и разместиться в усадьбе у голландца Бергнади, но, опять же, с посуточной оплатой.

Настало время отправляться в Мадрид. Перед отъездом Потемкин подарил губернатору две пары соболей, от которых испанец пришел в восторг. В ответ посланник получил модное в те времена украшение для праздничного стола — серебряное суденышко. Сопровождать посольство до Мадрида был приставлен дон Бенито. В конце января обоз прибыл в городок Сан-Лукаc, городской голова которого объявил, что слышал что-то про царство московское. Потом добрались до Севильи. «Державец» города граф де Уманис предложил осмотреть столицу Андалузии, однако Петр Иванович посчитал для себя такую поездку делом несерьезным, но прочих чинов и своего сына Степана отпустил. Наибольшее впечатление на экскурсантов произвели фонтаны, аллеи и сад знаменитого дворца Алькасар. В «Статейном списке» (т.е. в отчете о проделанной работе), который посольство составило по прибытии в Москву, было отмечено: «И в том саду воды взводные и травы сажены разными образцы по их извычаю»⁴. Покинув Севилью, посольство через три недели добралось до Мадрида. Во время путешествия любопытный дон Бенито спрашивал Петра Ивановича, почему посольство прибыло в Кадис на торговом судне, а не на военном, как подобает его достоинству. Потемкин объяснил дону Бенито, что поначалу зафрахтовали специальный корабль у голландцев, но у них случилась война с англичанами, в Архангельске их корабля не дождались, и пришлось нанимать новое судно. Не вполне ясно, как при отсутствии своих кораблей Московия намеревалась развивать торговлю с Испанией? Впрочем, главными целями Петра Ивановича были не торговля, а дипломатическая разведка и поиск политических союзников на Западе.

Послам дали возможность немного обжиться, после чего дон Франциско стал задавать вопросы о московском государстве и, особенно, о государе. Потемкин отвечал: «Его Царское Величество ныне в совершенном возрасте четыредесяти лет, а дородством и разумом и красотою лица и милосердым нравом и всеми благими годностьми Всемогущий Бог украсил его Великого Государя нашего, его Царского Величества, хвалам достойного паче всех людей». В свою очередь Петр Иванович не преминул спросить про испанского короля. Де Лира отвечал не менее торжественно: «Великому Государю нашему Карлусу Божию милостью Королю Кастильскому и иных, Королевскому Величеству ныне седьмой год»⁵. Однако он дипломатично умолчал о том, что его королевское величество с рождения болен разнообразными заболеваниями — следствием многочисленных близкородственных браков — и что король не может членораздельно говорить и жевать пищу.

Неожиданное сообщение о малолетстве короля заставило Потемкина задуматься о положении королевы-матери: простая ли она вдова-регентша или «владетельна». Выяснилось, что «владетельна»⁶. Пришлось срочно перераспределять привезенные подарки в пользу королевы. Приближался день аудиенции. 7 марта к послам явился гофмейстер двора граф де Реаль и объявил, что король и королева желают видеть московских послов у себя во дворце. Прежде чем отправиться на прием, Потемкин пожелал получить подтверждение того, что никаких других послов в этот день король и королева принимать не будут.

Послы и подьячий Андрей Сидоров, который вез «любительскую грамоту», ехали верхом на лошадях. Царские подарки несли сто человек⁷. В королевском дворце — Паласио Реаль — послов встретил граф де Реаль. Как только они вошли в зал для аудиенций, король Карлос II и королева Марианна Австрийская встали со своих тронных мест. Тогда Потемкин, сделав многозначительную паузу, учинил их величествам поклон от великого государя московского. Во время этого торжественного момента Петр Иванович обратил внимание на то, что инфант Карлос не снял шляпу, когда произносился царский титул. По этому поводу посол сделал строгое замечание находившемуся рядом маркизу д’Атона. Маркиз, будучи неподготовленным получать такие выговоры, стал заверять посла, что их величества оказывают государю небывалую честь — встали и стоят, и не просто стоят, а отступили от своих мест, чего прежде никогда не бывало. А что король шляпы не снял, так это было сделано без умысла, по причине его невзрослых лет⁸.

После этого последовала церемония подношения подарков. Русские соболя прошли, что называется, «на ура!». А когда начали вручать горностаевые меха, то, как отмечено в «Статейном списке», «его королевское величество светел учинился»⁹. Царская грамота после аудиенции была внимательно изучена королевой и ее ближайшими советниками. Их очень удивило, что документ был адресован не Карлу, а его отцу, королю Филиппу IV (1621—1665), который вот уже несколько лет, как умер. (Отметим, что еще более курьезный конфуз случился в 1553 г., когда послание английского короля, предназначенное китайскому императору, было вручено царю Ивану Грозному.)

Послы надели парадные одежды и ждали сопровождающего чиновника. Но когда тот, с запозданием, явился, да еще, извинившись, заявил, что задержался по причине приема английского посла, Петра Ивановича словно удар хватил. «Нам быть ныне невозможно!» — решительно произнес он. Пришлось перенести аудиенцию на другой день. Но испанцы и тут преподнесли сюрприз. Думные люди, высшие чины, дамы и кавалеры на приеме были те же самые, что и в первый раз, но королева была одна, без короля. Была она в прежнем платье, но «только перед прежним прибавки у королевина величества, рукав сделан соболей из любительных поминков великого государя нашего»¹⁰. У всех дам рукава были также отделаны русскими соболями. Возможно, переделка платьев королевы и придворных дам и была причиной задержки.

Пребывание посольства в Мадриде изрядно затянулось, пора было собираться домой, но ожидалось получение ответной королевской грамоты. Послы строго предупредили испанцев, что, если в ответной грамоте титул царя напишут неправильно, то такую грамоту они не примут. По этому поводу «у королевского величества с думскими людьми было сиденье»¹¹.

Наступила очередь думских дьяков изучать ответное послание. Сделать это оказалось нелегко. К грамоте был приложен перевод на латинском языке — дипломатическом языке того времени. Переводчик Иван Госенц испанского языка не знал, знал только латынь, а подьячий Андрей Сидоров за время пребывания в Испании кое-как освоил испанский. От них потребовали проверить: все ли в наименовании государя и в титулах правильно написано? В результате с трудом выявили, что грамота написана «не по чину и не против латинского списка с той грамоты». Поднялся переполох. На следующий день разыскали местного переводчика, чтобы он перевел грамоту с испанского на латынь. С латинского на русский переводил Госенц. Подтвердилось, что испанцы умалили царское достоинство, и Петр Иванович через пристава сделал им строгое представление. Испанцы возражали: «Великого Государя вашего, Его Царского Величества именование и титлы все написаны во грамоте Королевского Величества, как настоит по их науке, а кроме того на Ишпанском языке написать не мочно». Тогда было заявлено: «Нам такие грамоты не имывать»¹². Стали возвращать документ, но испанцы отказывались брать. Во дворце вновь было «сидение». В конце концов препятствие для правильного написания царского титула было преодолено. Грамоту испанцы переписали, и 26 мая она была вручена послам.

Пришло время отъезда. Послы получили щедрые подарки: по алмазной заколке и по два портрета — короля и королевы. Еще два портрета монарших особ предназначались для царя. 7 июня посольство, тепло и сердечно провожаемое хозяевами, выехало из Мадрида. Путь лежал во Францию, через Пиренеи, посему грузы пришлось везти на быках. А на границе подстерегал неприятный сюрприз: французская таможня, вопреки обычаям, обложила все грузы, одежду и драгоценности пошлиной в 200 червонцев. Добрую неделю русские дипломаты отбивались от таможенников. Местные власти, военные и гражданские выражали послам сочувствие, но ничего не могли поделать. Наконец, Петр Иванович не выдержал и бросил начальнику мздоимцев под ноги требуемые деньги с обличительными словами: «Видя твое бесстыдство и нрав зверской, как псу гладному или волку несыту имущу гортань восхищать от пастырей овцы, так тебе бросаем золото яко прах»¹³.

За две мили до Парижа посланников встретил по приказанию Людовика XIV маршал де Бельфон, с которым прибыло 8 карет с конвоем и 20 всадников. Одна из карет была королевская — специально для Потемкина. 21 августа посланники торжественно въехали в Париж, а уже 25 августа имели аудиенцию у короля. Между прочим, Людовик XIV возвратил 200 червонцев, которые были взысканы при пересечении границы. Послы передали королю предложения русского царя «быть с Королевским Величеством в братской дружбе и любви, послать к государю своих послов и что с обеих сторон торговым людям быть разрешено ходить и торговать во всех городах»¹⁴. Французы предложения не только приняли, но и добавили свои, выгодные для обеих сторон. 16 сентября посольство отбыло из Парижа в Амстердам, откуда морем в Ригу, а 10 ноября 1668 г. добралось до Пскова.

Потемкин побывал в Мадриде еще один раз в 1681 г., когда совершал большое дипломатическое турне Париж — Мадрид — Лондон. Именно тогда придворный художник Хуан Корреньо де Миранда нарисовал портрет Петра Ивановича во весь его величественный рост. Портрет хранится в музее «Прадо», и на медной табличке, прикрепленной к золоченой раме, написано: «Pedro Ivanovitch»*.