К концу второго десятилетия ХХI в. США заметно нарастили свое влияние в латиноамериканском регионе. Это отнюдь не было вызвано новой стратегией администрации президента Дональда Трампа (2017 — н/в), отличной от курса предшественников. Более того, у нынешних властей США изначально, по сути, вообще отсутствовала четко обозначенная политика в отношении региона. Судя по предвыборной программе Д.Трампа, а также его первым внешнеполитическим шагам, все сводилось к ряду точечных ударов в отношении Мексики, Венесуэлы и Кубы.<strong> </strong>В каждом из этих случаев, однако, они отнюдь не в полной мере достигли цели. По итогам двухлетнего президентства Трампа следует<strong> </strong>признать, что в случае с Мексикой, ставшей в ходе его предвыборной кампании, пожалуй, главным объектом жесткой критики, президент от Республиканской партии (Republican Party, RP) и его окружение были вынуждены не только отказаться от уже ставшего традиционным антимексиканского дискурса, но и реально пересмотреть подходы к отношениям с южным соседом. Причина вполне очевидна. Во-первых, из-за противодействия Конгресса США администрация Трампа так и не получила средств для строительства стены по всей американско-мексиканской границе, что накануне выборов провозглашалось чуть ли не главной целью будущего президента. Только к середине 2019 г. у Белого дома появилась возможность потратить на сооружение стены лишь 2,5 млрд долл. из бюджета Пентагона, изначально предназначавшиеся для борьбы с наркотрафиком. Это составляло менее десятой доли требуемой суммы.

Во-вторых, Вашингтон осознал свою зависимость от Мексики в урегулировании миграционного вопроса, связанного с неконтролируемыми потоками беженцев, с 2018 г. буквально хлынувшими через южную границу в США, которые фактически оказались в патовой ситуации, не имея возможности решить проблему в одностороннем порядке. Именно поэтому еще в августе 2018 г. весьма неожиданно для многих экспертов администрация Трампа, до этого почти на год затянувшая переговорный процесс по пересмотру Североамериканского соглашения о свободной торговле (North American Free Trade Agreement, NAFTA) и периодически грозившая вообще выйти из него, подписала новый вариант соглашения именно с Мексикой (Канада присоединилась к нему чуть позже). В октябре 2018 г. госсекретарь США Майк Помпео нанес визит в Мексику, в ходе которого настоятельно просил мексиканские власти перекрыть их границу с Гватемалой [1, сс. 34-35].

Тем не менее у Вашингтона еще оставались рычаги давления на Мексику по миграционному вопросу: в частности, высказанная Трампом в июне 2019 г. угроза резко увеличить таможенные пошлины на мексиканские товары, поставляемые на американский рынок, если южный сосед не приостановит поток беженцев из Центральной Америки. Напомним, что на США в рассматриваемый период приходились около 80% совокупного экспорта. В результате Мексика обязалась полностью перекрыть транзит мигрантов через свою территорию. Обещание было выполнено в середине 2019 г., когда миграционный режим был резко ужесточен. Месяц спустя после подписанного в июне 2019 г. нового миграционного соглашения с Вашингтоном число депортированных из Мексики центральноамериканцев возросло на 33%, достигнув рекордного числа в почти 22 тыс. человек [2].

В отношении Венесуэлы также принят целый набор санкций, направленных, в первую очередь, на государственную нефтяную компанию <em>Petr</em><em>ó</em><em>leos</em><em> </em><em>de</em><em> </em><em>Venezuela</em><em> </em><em>S</em><em>.</em><em>A</em><em>.</em> (PDVSA). Вначале они коснулись руководства компании, а в мае 2019 г. был объявлен бойкот на закупки венесуэльской нефти, однако продержался он всего несколько недель и затем был частично снят. Напомним, что на начало 2019 г. Венесуэла является третьим по объемам поставщиком нефти в США.

Несмотря на активную поддержку Вашингтоном самопровозглашенного в январе 2019 г. временного президента Венесуэлы оппозиционера Хуана Гуайдо, окончательно дестабилизировать ситуацию в этой стране администрации Трампа все же не удалось. Поддержка режима Николаса Мадуро (2013 — н/в) такими крупными игроками в мировой политике, как Китай, Россия, Индия, Турция, ЮАР, а также отказ Мексики и Уругвая принять участие в политической и экономической блокаде республики во многом свели на нет попытки США одним ударом лишить Венесуэлу каких-либо опорных точек на международной арене.

К середине 2019 г., после провалившейся 30 апреля инициированной Вашингтоном попытки госпереворота в Венесуэле, затихли угрозы военной интервенции, неоднократно озвученные Дональдом Трампом и «ястребами» его команды — госсекретарем Майком Помпео и бывшим советником по вопросам национальной безопасности Джоном Болтоном. В данной ситуации сработали два фактора. Во-первых, даже самые близкие союзники США в Латинской Америке выступили категорически против каких-либо вооруженных акций и отказались предоставлять свои территории для их подготовки. Так, несмотря на то, что бразильский президент Жаир Болсонару (2019 — н/в), изначально пытаясь выстроить отношения стратегического партнерства с Соединенными Штатами, заявлял о готовности Бразилии присоединиться к вооруженной агрессии против Венесуэлы, его неоднократно «корректировал» вице-президент Антониу Гамилтон Моурау, отвергая любую возможность участия его страны в подобной акции. Напомним, что отставной генерал вооруженных сил Бразилии Гамильтон Моурао фактически возглавляет «военную партию» страны, на которую опирается президент.

Во-вторых, начав новую предвыборную президентскую кампанию, Трамп стремился избежать односторонней интервенции. Не исключено, что в его представлениях поддерживающие Мадуро вооруженные силы Венесуэлы, по численности являющиеся одними из крупнейших в Латинской Америке и тем более оснащенные российским вооружением, в случае боевых действий вполне могли «обеспечить» отправку в США серии цинковых гробов, что поставило бы крест на амбициях американского президента переизбраться на второй срок.

Тем не менее провокации со стороны Соединенных Штатов продолжались — по всей видимости для того, чтобы спровоцировать венесуэльскую сторону на действия, которые потребовали бы немедленных ответных мер. Об этом, в частности, свидетельствовал заход американского эсминца в территориальные воды Венесуэлы 8 мая 2019 г. И лишь благодаря жестким, но довольно сдержанным действиям венесуэльских патрульных катеров, эсминец был выдворен. В июле 2019 г. самолеты радиоэлектронной разведки США, вероятно, опять же в целях провокации неоднократно вторгались в воздушное пространство, контролируемое Венесуэлой.

В целом же политика дестабилизации режима Н.Мадуро продолжалась и усиливалась главным образом в финансово-экономической области. 5 августа 2019 г. Трамп отдал приказ блокировать все активы венесуэльских властей на территории США и ввел запрет на деятельность американских компаний в Венесуэле. На следующий день Дж.Болтон в весьма угрожающей форме предупредил иностранные компании о возможном введении против них санкций в случае «их связей с чавистским режимом» [3]. Напомним, что Вашингтон уже применял меры торгово-экономической блокады в отношении КНДР, Ирана, Сирии, Кубы.

Впрочем, как нередко бывало в американской внешнеполитической практике, в случае реальной выгоды Соединенные Штаты шли на исключения, отказываясь от своей, казалось бы, сверхпринципиальной позиции. Так, нефтегазовому гиганту <em>Chevron</em> было дозволено остаться в бассейне р. Ориноко в Венесуэле, так как контроль над одним из крупнейших в мире нефтеносных районов был стратегически важен для Вашингтона.

Сдерживающим фактором, исключающим агрессивные действия США в отношении Венесуэлы, напрямую затрагивающие интересы таких ядерных держав, как Россия и Китай, является незаинтересованность Вашингтона в открытой конфронтации с этими странами. После выхода США из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) и начала размещения таких ракет непосредственно у границ России ряд международных экспертов уже заговорили о возможных ответных мерах Москвы, которая поддерживает дружественные связи и реализует военно-техническое сотрудничество с рядом близлежащих к Соединенным Штатам государств Латинской Америки. Очевидно, что повторения карибского ракетного кризиса 1962 г. не хочет ни одна из сторон. А для Трампа даже сама вероятность подобного сценария в условиях начавшейся предвыборной кампании была бы просто губительной.

Перемены наблюдаются и в диалоге с Кубой, причем по ряду аспектов — кардинальные. С одной стороны, американский президент как обычно «работал» на свой имидж в Конгрессе, обвиняя кубинское руководство в том, что Гавана практически никак не ответила на принятые Вашингтоном меры по смягчению двусторонних связей. С другой — в результате ряда шагов отменены практически все достижения администрации Барака Обамы (2009—2017) по нормализации отношений, и, более того, ужесточена торгово-экономическая блокада острова. Был составлен черный список из более чем 60 кубинских предприятий, якобы связанных с ее военно-промыш-ленным комплексом, за сотрудничество с которыми американские компании могли подвергнуться различным штрафным санкциям.

С начала июня 2019 г. Вашингтон отменил практически все круизы американских мегатеплоходов на Кубу, что нанесло серьезный удар по туристической индустрии и, соответственно, по экономике острова. Напомним, что в 2018 г. около 650 тыс. американских туристов на этих лайнерах посетили Гавану и другие крупные кубинские города. Мера Трампа поставила под угрозу планы кубинского руководства выйти на рекордный для страны уровень в 5 млн иностранных туристов в 2019 г.

Со 2 мая 2019 г. администрация Трампа ввела в действие статью III Закона Хелмса-Бертона от 1996 г., которую более 20 лет клали «под сукно» сменявшие друг друга американские президенты, стремившиеся не обострять отношения с западноевропейскими союзниками. Напомним, что данная статья, носящая явно экстерриториальный характер, предусматривает возможность подачи в американские суды исков бывших кубинских граждан, чья земельная собственность была экспроприирована в ходе Кубинской революции 1959 г. Реакция Евросоюза, страны которого выстроили на Кубе целую сеть отелей на этих землях, была, как и ожидалось, весьма жесткой. Делались заявления о намерении предпринять ответные меры в отношении американских компаний на европейских рынках. Понятно, что Трамп пошел на «реанимирование» Закона Хелмса-Бертона в рамках подготовки к предвыборной гонке. Ведь во Флориде вопрос об экспроприации кубинской собственности затрагивает интересы многих, а голоса избирателей из этого штата, как в случае с избранием президентом Дж.Буша-младшего, могли бы в определенной ситуации сыграть решающую роль.

И все же в целом, несмотря на малоэффективные «точечные удары» по антиамерикански настроенным режимам региона, к началу 2019 г. Вашингтону, по крайней мере, удалось обрисовать контуры стратегического партнерства с ведущими государствами Латинской Америки: изначально с Аргентиной и Чили, затем с Колумбией и в конечном итоге с Бразилией, которая попыталась занять лидирующие позиции в сотрудничестве с США, чего, несмотря на усилия, не было ни при Джордже Буше-младшем (2001—2009), ни при Бараке Обаме.

Как и в начале прошлого века, сработала проводившаяся США политика «зрелого плода», смысл которой состоял в том, чтобы не предпринимать каких-либо политически затратных сверхусилий для достижения конкретного результата, а набраться терпения и ждать, пока тот сам не «упадет в руки». Администрация Трампа фактически не вмешивалась в предвыборные кампании 2015—2018 г. в Латинской Америке, однако извлекла максимум из тенденции поправения регионального политического ландшафта. Пришедшие к власти Маурисио Макри (2015 — н/в) в Аргентине, Себастьян Пиньера (2010—2014, 2018 — н/в) в Чили, Иван Дуке (2018 — н/в) в Колумбии, Жаир Болсонару (2019 — н/в) в Бразилии не скрывали своей заинтересованности в налаживании стратегического партнерства с Вашингтоном, и тот весьма искусно стремился воспользоваться этим. Именно благодаря прямому участию правительств этих государств под нажимом Вашингтона в рамках Организации американских государств (ОАГ) в начале 2018 г. сформировалась Лимская группа, добившаяся фактической изоляции в регионе режима Мадуро. В аналогичной ситуации оказались и Куба, и Никарагуа, и Боливия.

По существу начался распад образованных в ходе «левого дрейфа» в первом десятилетии ХХI в. интеграционных объединений, среди которых — Боливарианский альянс для народов нашей Америки (Alianza Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América, ALBA). В 2019 г. — во многом благодаря усилиям президентов Аргентины, Чили, Колумбии и Бразилии — прекратило свое существование такое, казалось бы, перспективное образование, как Союз южноамериканских наций (Unión de Naciones Suramericanas, Unasur), который являлся реальным противовесом ОАГ и создал, в частности, собственный Совет обороны.

По инициативе Макри и Болсонару началось свертывание активности Общего рынка стран Южного конуса (Mercado Común del Sur, Mercosur), охарактеризованное ими как процесс «деидеологизации» и «деполитизации» этой интеграционной группировки. Mercosur в течение более двух десятилетий являлся самой влиятельной региональной организацией, своеобразной опорной точкой оппонировавших Вашингтону левонационалистических режимов Латинской Америки.

Казалось бы, поле для гегемонии США в Западном полушарии было расчищено. На это указывала, например, достигнутая в июле 2019 г. договоренность между Помпео, Макри, Болсонару и парагвайским президентом Марио Абдо Бенитесом (2018 — н/в) о координации контртеррористических операций на «тройной границе» между Аргентиной, Бразилией и Парагваем. По данным спецслужб в этом районе контрабандой наркотиков и оружия свободно занималась ливанская террористическая группировка «Хезболла», обеспечивая финансовую поддержку своих групп на Ближнем Востоке и в других уголках мира.

1 августа 2019 г. стало известно о том, что Трамп «назначил» Бразилию главным союзником Вашингтона вне НАТО. Четверть века назад администрация президента США Уильяма Клинтона (1993—2001) объявила союзником вне НАТО Аргентину — правда, не главным. Расчет был таким же: США «теряли» Южный конус Латинской Америки, в экономической сфере уступая этой район Евросоюзу, и Белый дом в алармистском порядке предпринял попытку «вбить клин» между Бразилией и Аргентиной, которые после двух веков соперничества и выстраивания собственных геополитических осей, вышли на беспрецедентный уровень взаимодействия, что и вылилось в создание Mercosur. При этом важно отметить, что шаг был сделан буквально накануне саммита BRICS в Бразилии осенью 2019 г. Задача очевидна: осложнить отношения между партнерами этого объединения, к которому США относились более чем негативно. Не все, однако, выглядело столь однозначно. Несмотря на, казалось бы, крайне благоприятную для Вашингтона ситуацию, обнаружились и угрожающего размера «подводные камни». Во-первых, не вполне нейтрализован весьма мощный заряд антиамериканизма, заложенный в политическую культуру сменявших друг друга на протяжении всего прошлого века правящих элит государств региона самой различной политической ориентации. Проявился он и в условиях «правого дрейфа» в Латинской Америке — причем в весьма своеобразной форме. Например, Ж.Болсонару крайне заинтересовался идеей реализовать концепцию «негласного союза» США и Бразилии, которую еще в начале прошлого века выдвинул видный бразильский государственный деятель барон Рио-Бранко Жозе Мариа да Силва Параньос. Тогда осуществить план не удалось в связи с началом Первой мировой войны, существенно изменившей международную обстановку. Впрочем, к середине 2019 г. наметившийся было «медовый месяц» в отношениях двух государств, вероятно, подходит к концу, что подтвердила и судьба плана Болсонару вслед за Аргентиной предоставить США территорию для размещения американской военной базы. План так и не был реализован: против него выступила военная элита, являющаяся одной из главных опор бразильского президента.

Аргентинские военные также весьма негативно отнеслись к принятому М.Макри в июле 2018 г. решению о размещении в провинциях Мисьонес, Кокета и Огненная Земля трех американских военных баз, так как увидели в этом ущемление собственных суверенных прав. Тем более, что предоставление военным из США опорных точек в Аргентине официально было мотивировано не защитой государственных границ, которым никто не угрожал, и не борьбой с наркотрафиком, а необходимостью «обеспечения внутренней стабильности в стране».

Внешним фактором, который вполне способен ограничить возможности США в Латинской Америке, является политика внерегиональных держав. Речь главным образом идет об экономической экспансии Китая.<strong> </strong>В последние годы существенные перемены произошли в геополитическом треугольнике США — Китай — Евросоюз, в котором уже несколько десятилетий находится Латинская Америка. Амбиции Пекина заметно возросли, в особенности после начала реализации с 2016 г. новой «маршрутной карты» Си Цзиньпина. Именно Китай в полной мере воспользовался определенным вакуумом, образовавшимся в результате экономического вытеснения США из региона. Началось все с выхода Вашингтона в январе 2017 г. из Транстихоокеанского партнерства (Trans-Pacific Partnership, TPP), в участии в котором были крайне заинтересованы государства — члены Тихоокеанского альянса (Alianza del Pacífico, AP): Мексика, Колумбия, Перу и Чили. А без Соединенных Штатов TPP практически не имело будущего. Американский президент неоднократно заявлял о том, что, являясь противником свободной торговли, намерен кардинальным образом пересмотреть подписанные предыдущими администрациями соответствующие соглашения с более чем десятью латиноамериканскими партнерами, либо вообще выйти из них.

Ключевыми чертами нового витка экспансии Китая стали отказ от акцента на сырьевом экспорте из стран региона и переход к разработке и осуществлению инфраструктурных проектов — в частности, к созданию в Латинской Америке целой сети трансокеанских транспортных коридоров [4, сс. 32-33]. Пекин уже приступил к реализации обнародованного еще в 2016 г. плана инвестирования в страны региона в объеме 39 млрд долл. до конца десятилетия. По планам атлантические южноамериканские гиганты Бразилия и Аргентина посредством подобных коридоров будут соединены с тихоокеанскими платформами в Перу и Чили. Один из таких коридоров к середине 2019 г. уже находился в стадии строительства и охватывал сразу пять стран: Перу, Боливию, Парагвай, Уругвай и Бразилию.

Еще одним стратегическим для Китая проектом стало сооружение проходящего через Никарагуа трансокеанского канала, который по своей пропускной способности существенно превосходит Панамский канал. В целях «прикрытия» финансирование обеспечивает миллиардер из Гонконга Ван Цзин, а Пекин, согласно неоднократным заявлениям Си Цзиньпина, не имеет к проекту никакого отношения. При этом после введения канала в эксплуатацию собственность на него, а также на связанные с ним два глубоководных порта и аэропорт сроком на сто лет будет принадлежать Ван Цзину, то есть Китаю. Это существенно облегчит доступ Китая к атлантическому побережью Латинской Америки.

Выгоды из инфраструктурных проектов извлекала не только КНР, прокладывавшая себе путь к стратегическому сырью в регионе и укреплявшая «шелковый путь» через Тихий океан. Правящие круги латиноамериканских государств — даже тех, что находились под руководством проамерикански настроенных правоориентированных режимов, — также были крайне заинтересованы в этих проектах, так как именно инфраструктура традиционно являлась «ахиллесовой пятой» региона. К концу второго десятилетия ХХI в. Пекин уже превратился в главного торгово-экономического партнера большинства латиноамериканских стран и в основного кредитора и инвестора. Показательным в этом отношении стал визит в Пекин в июне 2019 г. вице-президента Бразилии Г.Моурау, которого Си Цзиньпин принял на самом высоком государственном уровне, несмотря на протокол, согласно которому китайский лидер мог встречаться только с президентами других государств. В ходе встречи Моурау приложил немалые усилия для того, чтобы укрепить отношения сотрудничества с КНР и дезавуировать весьма опрометчивые антикитайские высказывания Болсонару, которыми изобиловала его предвыборная кампания.

К середине 2019 г. активность в регионе заметно нарастил Евросоюз, в последние годы оказавшийся наиболее слабым звеном в упомянутом геополитическом треугольнике. Во многом благодаря дипломатическим усилиям премьера Испании Педро Санчеса (2018 — н/в) и канцлера Германии Ангелы Меркель (2005 — н/в) 27 июня 2019 г., накануне саммита G-20 в японском городе Осака, было официально объявлено о завершении длившегося около 20 лет переговорного процесса между Mercosur и ЕС. При этом очевидно, что подписанному соглашению о свободной торговле еще предстоит преодолеть довольно серьезное сопротивление со стороны целого ряда влиятельных ассоциаций промышленников и сельхозпроизводителей по обе стороны Атлантики. Вступление этого соглашения в силу ожидается после его ратификации Европарламентом к концу 2020 г., оно станет одной из трех составляющих общего Соглашения об ассоциации между государствами ЕС и Mercosur, включающего также политический диалог и сотрудничество по вопросам миграции, прав человека и т.п.

Подписанное соглашение стало ответной реакцией западноевропейских держав на протекционистскую политику администрации Трампа, неоднократно заявлявшего о намерении заблокировать деятельность Всемирной торговой ассоциации. Не исключено, что оно также стало своеобразным ответным ходом на введенную Вашингтоном статью III Закона Хелмса-Бертона.

Подводя итог, следует отметить, что вопреки кажущемуся нарастанию гегемонии Вашингтона в Латинской Америке в конце второго десятилетия ХХI в., сдерживающие ее факторы весьма существенны — даже несмотря на «правый дрейф» в регионе. Среди этих факторов — непредсказуемость предстоящих в ноябре 2020 г. президентских выборов в США, а также возросшая неустойчивость заинтересованных в стратегическом партнерстве с Вашингтоном правоориентированных режимов Аргентины, Бразилии, Колумбии и Чили, социальная база которых начала заметно сужаться с 2019 г.