Для начала — несколько фактов, которые, уверен, удивят даже такую информированную и искушенную аудиторию, как читатели журнала «Латинская Америка». Итак, в годы Второй мировой уроженцы южноамериканской страны Суринам (или, как эта страна значилась тогда на советских картах, «Гвианы (Нидерл.)» [1, c. 67]) были даже среди коммунистов — участников движения Сопротивления в Европе и попадали за это в нацистские концлагеря. А в это же время, наверное, самый известный суринамец-коммунист Отто Гьюсвуд был у себя на родине интернирован вместе с немцами и нидерландскими нацистами.

Логика событий внутри и вокруг Суринама в годы Второй мировой войны — одна из самых парадоксальных в истории той эпохи.

ГВИАНА — ГАЙАНА

Поводом для сбора материалов для этой статьи стала серия публикаций в западных СМИ об обнаружении в бразильской сельве креста со свастикой на могиле некоего Йозефа Грайнера [2]. Как выяснилось, он был участником германской экспедиции в Амазонию 1935—1937 гг. Члены этой экспедиции, закамуфлированной под изучение экваториальных флоры, фауны и этнографии, как считается, анализировали и перспективы колонизации Амазонии высшей арийской расой. Как бы то ни было, но в группу входили офицеры СС.

Важно отметить, что могила Й.Грайнера находится на берегу притока Амазонки — реке Жари. Между тем исток этой реки находится всего в нескольких километрах от границы Бразилии с Суринамом. Очевидно, именно этот водный путь стал аналогом того, что в нашей части света именуется «степным телеграфом»: судя по всему, именно по этой реке в конце 1930-х годов по Гвиане расползлись слухи о немецком присутствии в Амазонии, а в 1940 г., как пишут американские исследователи Мартин Томас, Боб Мор и Ларри Батлер, — о скором германском вторжении [3].

В отличие от подобных ажитаций в странах Южного Конуса (например, вокруг так называемого нацистского «Заговора Фурмана», который в последние годы иной раз рассматривается как PR-акция, инспирированная на самом деле США [4, pp. 74-78]), в данном случае объективные причины, заставлявшие поверить в такой сценарий, были. Напомним, что именно в 1940 г. под ударами Рейха пала Франция. Париж и галльский север были оккупированы (Гитлер лично приезжал посмотреть на Эйфелеву башню), но на юге Франции, в Виши, было сформировано марионеточное правительство маршала Анри Филиппа Петена. Соответственно, колониальные власти Французской Гвианы (а также французских Мартиники и Гваделупы на Карибах) перешли именно на его сторону. Таким образом, подконтрольные Виши французские владения в Новом Свете превращались в потенциальный плацдарм для нацистской Германии. На кону были и морские коммуникации в Атлантике, и безопасность нефтяных полей и нефтеперерабатывающих заводов (НПЗ) соседних Венесуэлы и Тринидада.

Еще одна составная часть этого берега Южной Америки, как говорят там, это — «Гвиан», то есть тогдашняя Британская Гвиана. Про нее стоит сказать, что большая часть ее территории была подконтрольна Лондону (и принадлежит сегодня независимой Кооперативной Республике Гайана) на основе решения международного арбитража. Спор был с соседней Венесуэлой, и, как подчеркивает бразильский исследователь Роланд Эли, разрешил этот спор в 1904 г. итальянский король Виктор Эммануил III (1900—1946) [5], чья страна вступила во Вторую мировую, будучи частью «оси». При этом в 1940 г. приоритетом для британских вооруженных сил была, конечно, не Южная Америка, а Европа. Переброска дополнительных британских сил из Старого Света в Новый была, по сути, исключена. На этом фоне, как отмечал Фитцрой Андрэ Баптист из Университета Вест-Индий, в Гайане британская корона могла опираться всего-то на 876 полицейских и 528 ополченцев, из которых на казарменном положении были только 220, и лишь половина из них была вооружена [6, p. 118].

Суринам (в то время известный как Нидерландская Гвиана) был зажат как раз между Французской Гвианой и Британской Гвианой. До войны в Нидерландах об этой их южноамериканской колонии высказывались, скорее, пренебрежительно, называя ее «затратной». Авторы специализированного голландского портала, посвященного Второй мировой войне, с горечью цитирует выступление довоенного министра Нидерландов по делам колоний Хендрика Колейна: «Давайте не будем заливать Суринам деньгами». В 1935 г. он, выступая в парламенте, переживал: «Что бы ни предпринималось в Суринаме, все проваливается» [7]. В то же время еще в 1916 г. суринамские месторождения стратегически важных бокситов (которые покрывали без малого 60% потребностей авиапромышленности США в алюминии) купила американская компания Alcoa [7].

После падения Нидерландов Суринам с Арубой и Кюрасао (с их нефтеперерабатывающими заводами) оказывалась в «серой зоне». В отличие от Франции, в Нидерландах не было своего Виши, и, овладев всеми Нидерландами, Гитлер мог сразу претендовать еще и на их колонии. Собственно, высадка японцев в голландской Ост-Индии — яркий пример того, что могло произойти и в Южной Америке.

Между тем в Новом Свете и голландцы опирались только на весьма ограниченное военное присутствие, если его вообще можно назвать таковым. Так называемая Королевская Нидерландская армия в Индиях (Koninklijk Nederlands Indisch Leger, KNIL) — это, например, всего 390 самолетов, ни один из которых не базировался в Суринаме. Приоритетом KNIL была не Вест-, а Ост-Индия. В Южной Америке у голландской короны были только один боевой корабль (Van Kinsbergen, который вскоре был переведен в Европу [6]) и 50 морских пехотинцев под командованием капитана KNIL (который, впрочем, громко именовался «командующим армии в Суринаме») [8]. Силы были настолько небольшими, что после вторжения Гитлера в Нидерланды на Арубе и Кюрасао для защиты НПЗ вынуждены были высадиться британцы, ограниченные военные возможности которых уже были обозначены выше. У самих голландцев этого ресурса не было вообще.

Справедливости ради надо сказать, что с 1939 г. в Суринаме все-таки появилось ополчение. Но оно было сугубо добровольным и, судя по всему, не очень популярным: ниже будет показано, что уже в 1930-х лояльность суринамцев нидерландской короне дала трещину. В 1940—1941 гг. ополчение включало лишь 400 человек, разбросанных по не такой уж маленькой территории колонии [6]. Только в 1942 г. губернатор Йоханнес Килстра наконец-то ввел всеобщую воинскую повинность для мужчин в возрасте 18-43 лет, после чего это ополчение достигло 5 тыс. человек. Им полагались оружие, форма, их проверяли на предмет малярии и «слоновой болезни» — нелишняя предосторожность на этих широтах. В обязанности ополченцев входили патрулирование границы, охрана месторождений бокситов и путей доставки руды к океаническому побережью [7].

Тем не менее, весь начальный период войны Суринам был, по сути, беззащитным, и это на фоне того, что вскоре Карибский бассейн заполонили «волчьи стаи» немецких субмарин. В рамках операции «Нойланд» вместе с подводниками фашистской Италии они развернули войну на уничтожение десятков союзных транспортов [9]. По некоторым сведениям, эти субмарины иногда высаживали агентов и на берега стран Нового Света [10]. В случае с Суринамом наибольшую опасность представляла перспектива блокирования нацистами устья реки, по которой к океанскому побережью из глубины страны доставлялась бокситовая руда [6, pp. 116, 118].

В российской историографии упоминается тот факт, что, когда Нидерланды пали, и Соединенные Штаты предложили их правительству в изгнании свою помощь в отношении Суринама, то вместе с американским контингентом туда прибыли и бразильские военные [11]. На самом деле за этой краткой формулировкой скрывается сразу и межамериканская, и межконтинентальная интрига, которая в России до сих пор подробно не описывалась.

ГВИАНА И ОБЕ АМЕРИКИ

Хотя по протекающей по сельве реке Жари, на берегу которой обнаружен крест со свастикой, добраться можно только до бразильского приграничья с Суринамом в труднопроходимой сельве, к этой стране, конечно, пролегают и другие пути. По морю или как-то еще, но бразильцы добирались до Нидерландской Гвианы. В частности, известно, что еще в 1940-х годах в Суринаме были замечены бразильские золотодобытчики и проститутки [12].

Что же касается политических вопросов, то следует отметить, что начало трений приходилось еще на эпоху, когда и Бразилия была колонией, а ее метрополия, Португалия, исходила из того, что по договору, заключенному в Тордесильясе еще в 1494 г., присутствие других держав (кроме самой Португалии и Испании) в Новом Свете не предполагалась. Как известно, французы придерживались иной точки зрения. Что касается территории Бразилии, то именно там они основали свою колонию «Французская Антарктика» (пусть она и просуществовала недолго), а из Французской Гвианы «нависали» над бразильской Амазонией. В свою очередь уже независимая Бразилия в период президентства маршала Деодору да Фонсеки (февраль — ноябрь 1891 г.) рассматривала вопрос об «объединении Бразилии с Гвианой, по крайней мере, с французской» [5]. Известно и о наличии письма одного из сенаторов-конфидентов бразильского президента Жетулиу Варгаса (1930—1945, 1950—1954), которое гласило, что «Гвианы натурально и всенепременно входят в географическую, экономическую и стратегическую конфигурацию Бразилии» [5].

Более того, когда в 1940 г. Нидерланды пали, а британцы, в свою очередь, предоставили под базы США свои колониальные владения в Новом Свете (в том числе Гайану и Тринидад, находящиеся в непосредственной близости от Бразилии), студенты и преподаватели Федерального университета в Белеме в бразильской провинции Пара (которая как раз граничит с Гайаной и Суринамом) выпустили целый манифест. В нем они выразили опасения по поводу планов Вашингтона, касающихся Карибского бассейна, высказав мнение о том, что США могу использовать войну в Европе в качестве повода для «оккупации Гвиан, что приведет к… ненужному американскому присутствию в Амазонии». В качестве альтернативы предлагалось «либо независимость для Гвиан, либо их аннексия Бразилией» [5].

Тем не менее, Ж.Варгас ответил отказом своему американскому коллеге Франклину Делано Рузвельту (1933—1945), когда тот предложил, чтобы именно бразильские вооруженные сила взяли не себя защиту Суринама [5]. Тогдашние метания Ж.Варгаса хорошо известны. С одной стороны, в 1942 г. именно в Рио-де-Жанейро будет принято решение о разрыве южноамериканскими республиками дипотношений с Рейхом, а сама Бразилия в том же году объявит Германии войну (а в 1944 г. отправит экспедиционный корпус в Европу). Но, с другой стороны, на рубеже 30—40-х годов ситуация была еще иной. Достаточно вспомнить, что коммунистическое восстание против правления Ж.Варгаса стало предметом речи самого Йозефа Геббельса на съезде НСДАП в Нюрнберге, и бразильский лидер продолжал флиртовать с Берлином. Ввод в Суринам бразильских войск в 1940 г. означал бы, что Ж.Варгас сделал выбор не в пользу не немцев, а в пользу англосаксов. Тогда он еще не был готов к этому.

В итоге со времени гитлеровского вторжения в Нидерланды прошел целый год перед тем, как 1 сентября 1941 г. к голландскому правительству в изгнании (в Лондоне) обратились США: письмо королеве Вильгельмине (1890—1948) написал сам Рузвельт [13]. Изначально в консультациях приняли участие и британские представители [6, р. 117], однако, учитывая кризисное положение дел в Европе, ни о каком участии английских войск в высадке в Суринаме речь не шла. Несмотря на это, переговоры затянулись до ноября. Дело было еще и в том, что на тот момент США не находились в состоянии войны со странами «оси» (Перл-Харбор случится только в декабре), но в Вашингтоне исходили из принятых в 1939 г. в Панаме и в 1940 г. в Гаване панамериканских соглашений о коллективной обороне. Это было первое, что смущало голландцев. Европейцы, принимая американскую протекцию, не только расписывались в неспособности защищать свою колонию, но еще и оказывались в ситуации, когда на их владения распространялась антиевропейская «доктрина Монро». С опасением к такому подходу, угрожающему их позициям в Западном полушарии, отнеслись и англичане, включая и правительство Его Величества [6, р. 121], и консервативные газеты The Times и The Daily Telegraph, отметившие появление первого прецедента, когда «звездно-полосатый флаг будет реять и в Южной Америке» [6, р. 128] (кстати, опасения британской короны вполне оправдаются, например, в 1983 г., когда США не согласуют с ней высадку на Гренаде). Для голландцев вопрос был настолько острым и болезненным, что переговоры по Суринаму с США сопровождались отставками двух членов кабинета, включая министра по делам колоний Карла Вельтера [3].

О готовности отправить в Суринам три армейские роты и самолеты (из зоны Панамского канала и с Тринидада) Вашингтон заявил уже 9 сентября 1941 г. [6, р. 125], но их прибытие все откладывалась и откладывалась. Компромиссом стала выработанная к середине октября 1941 г. совместная американо-нидерландская декларация. Она гласила, что «правительство США отправило вооруженный контингент в Суринам по приглашению (курсив мой. — С.Б.) правительства Нидерландов… для обеспечения адекватной защиты бокситовых рудников» [13]. Однако на самом деле высадка американцев в Суринаме произошла только 25 ноября [7], а основной части — на 3 декабря.

Подноготная такой задержки состояла еще их двух аспектов, которые смущали Нидерланды. Во-первых, США отказались от предложенного голландцами пункта о том, что американские войска перейдут под командование нидерландской стороны [6, р. 120]. По состоянию на раннюю осень 1941 г. логика США понятна. Нидерланды были в состоянии войны с Германией, а Соединенные Штаты еще сохраняли нейтралитет. Подчинив свои войска Нидерландам, США как бы автоматически оказывались воюющей стороной. А до Перл-Харбора, который переломил изоляционистские настроения американской элиты, оставалось еще несколько месяцев. Во-вторых, США собирались высадиться в Суринаме в компании с бразильцами [6, р. 120]. Между тем, как указывают американские исследователи Стивен Дж. Рэнэлл и Грэм С.Монт, голландцы опасались, что военное присутствие в Суринаме бразильцев приведет к появлению еще и венесуэльцев в их островных владениях, на Арубе и Кюрасао [14].

По версии упомянутых выше исследователей, президент Рузвельт хотел видеть бразильских военных в Суринаме из-за протяженности бразильско-суринамской границы [14]. Как представляется автору этих строк, еще больше Рузвельтом двигала не прикладная логистика (в конце концов, американцы высаживались в Суринам со стороны моря, где поддержка бразильцев им была не нужна). Думается, что у Соединенных Штатов был политический расчет: если не вдаваться в некоторые нюансы, то можно сказать, что республики Центральной Америки поддерживали США, по сути, безоговорочно, а государства Южной Америки периодически «взбрыкивали». В частности, та же Аргентина претендовала на статус «королевы Южной Америки» [15, c. 40], то есть альтернативного центра принятия решений в Западном полушарии. Примечательно, что рецепт Вашингтона по нейтрализации Буэнос-Айреса, главного «диссидента», состоял именно в том, чтобы в противовес ангажировать в общие дела Бразилию, как это было, например, при урегулировании боливийско-парагвайского конфликта вокруг Чако, который Аргентина очень быстро «разрулила» практически самостоятельно. Представляется, что привлечение бразильцев к операции в Суринаме преследовало и такую цель, как цементирование панамериканских механизмов под началом США. Для американцев это было настолько важно, что они согласились на формулу правительства Нидерландов в изгнании, по которой понятия «воинский контингент» (США) и «военная миссия» (Бразилия) разделялись. Но и это делало Рио-де-Жанейро партнером Вашингтона.

Весьма интересна — применительно к Венесуэле — инструкция, которую президент Рузвельт направил в Госдепартамент: «Три месяца ушло у нас на попросту ребяческие переговоры [с голландцами] об отправке войск для защиты бокситовых рудников в Суринаме... А их заводы по переработке нефти в высокооктановое топливо [на Карибах] могут быть уничтожены немецкой подлодкой хоть завтра. Решение такое. Когда наши войска окажутся там, наш командир может пригласить пару-тройку венесуэльцев как своих личных гостей» [13]. В итоге голландцы согласились периодически принимать и бразильцев в Суринаме, и венесуэльцев на островах, а сами стали отправлять своих офицеров в Венесуэлу, но при условии, что военные и из США, и из стран Латинской Америки покинут колонии Нидерландов по окончании войны [16].

Тем не менее, даже на фоне таких договоренностей США стали позиционировать голландские колонии в Новом Свете как составную часть не европейского, а именно американского мира. Так, в пропагандистском журнале En Guardia, издававшимся для Латинской Америки Офисом по межамериканским делам США (позднее вошедшим в состав Госдепартамента), авторы статей, в которых перечислялись все суверенные государства Нового Света, упоминали «другие» страны континента, помещая их в общий список американских стран — поставщиц стратегических материалов. При этом суверенная принадлежность «других» не указывалась [17, р. 17]. Это, кстати, касалось владений всех европейских держав. Таким образом, по умолчанию в американские страны на континенте попали не только Суринам, но и Британский Гондурас (Белиз), равно как и упоминавшиеся выше Французская Гвиана и Британская Гвиана. Что до островных территорий, то они проходили в журнале как «Антилы» и также без указания суверенной принадлежности.

Примечательна и тональность материала о высадке американцев в Вест-Индии. С одной стороны, статья все-таки называется «Штурм Голландии» (курсив мой. — С.Б.) и включает пассаж о наличии в рядах десанта и 129 военнослужащих с нашивками голландского королевского дома Оранжей. С другой стороны, подчеркивалось, что посланцы нидерландской короны находились на борту «транспортного» судна и, как следует из текста, лишь «наблюдали» за маневрами боевых кораблей [18, рр. 28-30]. Этим, конечно же, подчеркивалась лишь вспомогательная (если не сказать подчиненная) роль европейцев на фоне американцев.

Впрочем, Суринам и Кюрасао сыграли тогда интересную роль в передвижениях в пространстве и совсем других людей.

ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС

В небезразличном автору этой статьи Уругвае есть две удивительные организации. Одна из основных служб скорой медицинской помощи называется ОSE. Расшифровывается как Obshestvo Sdorovia Yevreev. Оно было основано в Санкт-Петербурге в 1881 г. А один из ведущих университетов Уругвая — ORT. Это, в свою очередь, — Obshestvo Remeslenogo zemledel-cheskogo Truda, также основанное российскими евреями в том же Петербурге еще годом ранее [19]. Появление этих организаций в Монтевидео — следствие настолько массовой иммиграции в Уругвай евреев из Российской империи, что в один момент именно из Восточной Европы, из Литвы, в Уругвай был направлен и раввин Аарон Милевский.

Как же связаны Уругвай и владения Нидерландов в Южной Америке? Немного терпения! Итак, в 1939 г., спасаясь от нацистов, многие тысячи польских евреев бежали как раз в Литву, которая тогда еще была независимой. План состоял в том, чтобы оттуда перебраться в США или Палестину [20]. На самом деле это было практически невозможно, так как еще 17 мая 1939 г. в Соединенном Королевстве (подмандатной территорией которой была Палестина) вышла так называемая правительственная «белая бумага», которая ограничивала переселение евреев числом не более 15 тыс. в год. Соединенные Штаты тоже проводили тогда весьма дискриминационную политику: по утвержденной квоте в 1940 г. консульства США по всему миру могли выдать не более 6 524 виз гражданам Польши. В Литве таких виз было выдано всего 55. Британцы выдали только 700 разрешений на переселение в Палестину [21]. Остававшимся тысячам — тем, кто был не готов жить в ставшей вскоре советской Литве, нужно было выбираться очень сложным путем, получая транзитные визы других государств.

В итоге многие польские евреи смогли пересечь весь СССР по Транссибу благодаря тому, что японские визы им выдал причисленный теперь к «праведникам мира» консул Страны Восходящего Солнца по имени Тиунэ Сугихара. Женатый первым браком на белоруске Клавдии Аполлоновой, принявший православие [22], он был, конечно, весьма и весьма необычным японцем. Официальный Токио не разрешал выдавать документы на проезд, но Т.Сугихара все равно стал выписывать визы. Его сын так пересказывал воспоминания отца: «Вы хотите услышать мотивацию, не так ли? Это, как чувства, которые испытал бы каждый, встретившись лицом к лицу с беженцем, умоляющим о помощи со слезами на глазах. И кроме сочувствия ничего не испытываешь… Я знал, что в будущем кто-нибудь обязательно подаст на меня жалобу, но был уверен, что поступаю правильно» [23]. В итоге Т.Сугихара даже отдал консульскую печать кому-то из провожавших его на вокзале (когда, как и все остальные, японское диппредставительство в Литве покинуло страну по распоряжению уже советских властей [22]).

К декабрю 1940 г., преодолев Транссиб и оказавшись на Дальнем Востоке, ортодоксальные евреи столкнулись с двумя проблемами. Во-первых, они не могли понять, на каком точно меридиане оказались и в каком точно часовом поясе, и, соответственно, находился от них Иерусалим на востоке или на западе. Из-за этого многие соблюдали шабат в течение двух дней [20]. Второй проблемой было то, как, выбравшись из СССР, добираться до США. Тут-то к делу подключился переехавший еще до войны из Литвы в Уругвай рабби Аарон Милевский. Была разработана система, в соответствии с которой азиатские богачи предоставляли займы еврейским беженцам с гарантией того, что еврейская организация «Ваад» внесет такую же сумму на банковские счета в США. Однако для передачи информации необходим надежный источник в нейтральных странах. Им и стал Уругвай [20].

Но вся эта весьма сложная схема стала возможной благодаря тому, что польские евреи получали в Литве транзитные японские визы, заявляя, что следуют в принадлежавшие Нидерландам Суринам и на Кюрасао, о которых большинство из них, естественно, до этого никогда не слышали. Дело в том, что среди слушателей талмудской школы в Литве был подданный Нидерландов Натан Гутвирт [20]. Он-то и попросил о помощь у голландского посла в странах Балтии. Тот, в свою очередь, дал команду и.о. голландского консула в Литве Йану Звартендийку выдавать разрешения на выезд польских евреев якобы в голландский Новый Свет (где существовали еврейские общины; например, в конце XIX в. половина членов законодательного собрания Суринама были евреями [7]), так как «туда не требуется виза». При этом, спасая евреев, дипломаты изящно (и благородно!) опустили тот момент, что на самом-то деле разрешение на въезд в колонии все-таки требовалось, но его выдавали на месте голландские губернато-ры [21]. Позже, когда беженцы уже находились в Японии, тамошние власти поняли, что ни в какой Суринам или на Кюрасао эти люди не собирались. Но дело было сделано: евреи спаслись от нацистов.

Что касается транзита в тот период других евреев-иностранцев через СССР, то в этот список можно добавить одного человека и из самого Суринама. До войны оттуда в Нидерланды перебрался некто Хуго Пос. Каким-то образом он попал на судно, которое шло из уже оккупированной Голландии (где начинались преследования евреев) в Финляндию, оказался там, судя по всему, в промежуток между советско-финляндской «зимней» войной 1939—1940 гг. и началом Великой Отечественной, испросив там советскую визу. В итоге через Дальний Восток Х.Пос попал в Англию [7]. К его личности мы еще вернемся...

В САМОМ СУРИНАМЕ

Хроника периода Второй мировой войны в самом Суринаме — это и сбор средств на военные нужды. Например, через газету Suriname в Нидерландской Гвиане было собрано 38 тыс. гульденов, достаточных для покупки английского истребителя Supermarine Spitfire для нидерландских ВВС (они базировались в Британии). Еще одним источником денег для метрополии стала наценка на специальную серию суринамских почтовых марок [7].

Но когда в декабре 1941 г. дело все-таки дошло до высадки в Суринаме тысячи военнослужащих США (и Бразилии), то встал вопрос о том, чем же будут заниматься расквартированные там солдаты и офицеры голландской колониальной армии KNIL. С одной стороны, ее силами в Суринаме начался своего рода «всевобуч»: проводились учения по затемнению (с 19:00 до 07:00 следующего дня), а вдоль главных улиц Парамарибо были вырыты и обшиты досками траншеи, куда после тройного сигнала сирены о воздушной тревоге в рамках учений полагалось прятаться горожанам [7].

С другой стороны, у бойцов KNIL появилась еще одна задача: охрана лагерей для интернированных. Само собой, к враждебным элементам в Суринаме были отнесены те из имевшиеся там 134 германских подданных, кто входил в экипаж оказавшегося там в октябре 1939 г. германского судна Goslar (задержано при попытке вывезти в Рейх бокситы) [6, р. 116]. К интернированным автоматически стали причислять и немцев — членов общины евангелистов. Надо сказать, что в стране их очень уважали за ту роль, которую они сыграли в деле помощи рабам в XIX в. Собственно именно поэтому и благодаря посредничеству швейцарского консула некоторым из них позволили выехать в Венесуэлу. Но это еще не весь список интернированных. В него входили и шесть суринамских супруг немцев и три имевшихся в Суринаме члена НСБ (Nationaal-Socialistische Beweging in Nederland) — голландского прогитлеровского национал-социалистского движения [7]. На это, кстати, в Рейхе ответили тем, что взяли в заложники и поместили в Бухенвальд бывшего губернатора Суринама [7].

В то же время по решению губернатора Йоханнеса Килстры были арестованы и 177 местных националистов и революционеров левой ориентации. Имя одного из них было известно и в Москве. Это был вовсе не иностранец, а вернувшийся к себе на родину из США, как его называли в Советском Союзе, Отто Гюйсвуд. Он родился 28 октября 1893 г. в Парамарибо в семье бывшего раба. Окончив католическую школу, владел кроме нидерландского языка французским и немецким, но предпочел однажды уехать в Нью-Йорк. Там он осел в Бруклине, а слушая ораторов на Юнион-сквер (аналог Гайд-парка, где речи может произносить любой желающий), проникся социалистическими идеями. Попав в школу американской Соцпартии (Socialist Party of America, SPA) в Гарлеме, он познакомился, в том числе, с Сеном Катаямой, прах которого до сих пор покоится в кремлевской стене. В 1919 г. Отто стал первым (и точно самым высокопоставленным тогда) темнокожим членом Компартии США (The Communist Party of the United States of America, CP USA), одновременно входя в тайное общество «Братство африканской крови». К 1922 г. О.Гюйсвуд, суринамец по рождению, стал кандидатом от Рабочей партии Америки (The Workers Party of America, WPA) — легального крыла CP USA — на выборах в Законодательное собрание штата Нью-Йорк. Это, конечно, свидетельствует о том, как он разобрался в американской жизни.

В том же году О.Гюйсвуд оказался в революционной России, в Москве. Делегат IV Конгресса Коминтерна, в историю международного коммунистического движения он, как и его жена и соратница Гермина, вошли, прежде всего, как специалисты по, как тогда говорили, «негритянскому вопросу». Уже на IV Конгрессе Коминтерна была создана «Негритянская комиссия», активистом которой вместе с О.Гьюсвудом был ямайский поэт и активист Клод Маккей [24]. Возможно, если бы Отто вернулся в Суринам после 22 июня 1941 г., он бы рассматривался уже как носитель идеологии страны-союзника — СССР. Но в январе 1941 г. колониальные власти арестовали его. О.Гюйсвуд был освобожден только в октябре 1942 г., после того как его адвокат встретился в Нью-Йорке с суринамским губернатором Й.Килстрой. Несмотря на то, что к тому времени Советский Союз и Нидерланды был уже «в одной лодке», О.Гюйсвуда освобождали только при условии, что он подпишет обязательство о неучастии в политической жизни [7]. О.Гюйсвуд пережил войну…

Впрочем, для сегодняшних суринамцев самым знаменитым узником лагеря для интернированных был Вим Бос Вершуур, который попал туда в 1943 г. после того, как написал петицию против губернатора Й.Килстры. Следствием этого ареста стала отставка семи из десяти выбранных членов суринамского Законодательного собрания [7]. Именно эти события, конечно, ускоряли путь Суринама к независимости.

«ШАНХАЙСКИЙ ЭКСПРЕСС» И ДРУГИЕ

«Шанхайский экспресс» — так в движении Сопротивления звали удивительного суринамца, чье настоящее имя было Чарльз Дезир Лу-А-Си. Как следует из фамилии, по отцу (которого он, впрочем, не знал) он был этническим китайцем, родился в Парамарибо 13 декабря 1911 г., в Нидерланды переехал в 1931 г., жил между Гаагой и Амстердамом и там в 1936 г. женился на еврейке Ракель Франкфоодер.

Оказавшись в метрополии, Чарльз не забывал о родине: стал членом Союза суринамских рабочих и в 1936 г. написал брошюру «Суринамцы в Нидерландах: против угнетения и расовой ненависти». В тот же период он вступил в Компартию Нидерландов (Communistische Partij van Nederland, CPN). После того, как страна была оккупирована Гитлером, Чарльз — в числе организаторов знаменитой стачки (февраль 1941 г.) против преследования евреев. Через три дня после нападения Германии на Советский Союз по Нидерландам прокатилась волна арестов коммунистов. В августе-октябре они были помещены в лагерь Амерсфоорт. Позже Чарльз содержался в Нойенгамме, Дахау, Аушвице и погиб 15 ноября 1942 г. Его жену арестовали 16 апреля 1943 г., когда она ехала на поезде из Роттердама в Амстердам. Ее 7 мая 1945 г. освободила Красная армия; к тому времени она находилась в концлагере на территории Чехословакии [25].

Но, конечно, самым именитым суринамцем в европейском Сопротивлении был Антон де Ком. Он так же, как и Ч.Дезир Лу-А-Си, родился в Парамарибо (22 февраля 1898 г.) в семье бывшего раба. В 1920 г. эмигрировал в метрополию, где связался с организациями левых и таких же, как он, выходцев из колоний националистов-индонезийцев.

В феврале 1927 г. А.де Ком — участник учредительного брюссельского съезда Антиимпериалистической лиги. Работая в связке с III Интернационалом (ее генеральными секретарями были коммунисты), лига привлекла тогда и такие фигуры, как Альберт Эйнштейн и Джавахарлал Неру. Вскоре А. де Ком прославился как автор обличительных антиколониальных произведений. В частности, его статья «Террор в Суринаме», опубликованная в 1932 г. коммунистической газете De Tribune, распространялась на его родине как отдельный памфлет. А. де Ком оказался таким популярным, что в 1933 г. в Суринаме его ждали триумфальный прием соотечественников и слежка силами сразу трех детективов службы безопасности. Когда А.де Ком потребовал встречи с губернатором, его арестовали, а все бумаги изъяли (они так и пропали). 10 мая 1933 г. его без суда его выслали в Нидерланды. Там А. де Ком опубликовал книгу «Мы, рабы Суринама», которая выдержала множество переизданий, в том числе и в XXI в. [26]. Статьи А. де Кома в своем журнале «Европейский негр-рабочий» публиковал упоминавший выше О.Гюйсвуд.

Во время войны А.де Ком писал для подпольного коммунистического издания De Vonk. Примечательно, что когда его арестовали (7 августа 1944 г.), то у него были обнаружены не только памфлеты, но и кристалл для радиопередатчика. Между тем хорошо известно, что радиопередатчиками пользовались голландские коммунисты, работавшие на советскую разведку [27, cc. 368-429].

Кстати, обращает на себя внимание то обстоятельство, что кристаллы у А. де Кома были найдены в 1944 г., в то время как аресты советских радистов-голландцев и из «Красной капеллы», и из числа участников операции «Ледоруб» (которую разведуправление НКВД осуществляло совместно с британским Управлением специальных операций), проходили еще в 1942 г. Не был ли именно А. де Ком тем, кому эти радисты, опасаясь ареста, сдали часть своего оборудование на хранение? Конечно, с одной стороны, будучи темнокожим, А. де Ком был слишком заметным. С другой стороны, в истории советских разведсетей в Западной Европе периода Второй мировой был, минимум, один случай, когда женщина с яркими чертами (обладавшая большим зобом и говорившая по-французски с сильным акцентом польская еврейка Шифра Липшиц, проходившая по картотеке Коминтерна и НКВД/НКГБ как «Хуанита») легко преодолела пол-Франции: в ходе проверок никому и в голову не могло прийти, что она, будучи столь заметной, могла выполнять какие-то спецзадания [27, cc. 96-149].

Итак, советский разведчик-суринамец или, минимум, суринамец, оказывавший услуги советской разведке?! Может быть, и да. А. де Ком погиб в концлагере 24 апреля 1945 г. С 1983 г. его имя носит университет в Суринаме [7].

СУРИНАМЦЫ НА ФРОНТЕ

Летом 1941 г. упомянутый выше Хуго Пос, добравшись через Финляндию и СССР до Англии, привлек около 400 человек (главным образом суринамских креолов) в так называемый Голландский легион. Однако им отказали в возможности присоединиться к нидерландской воинской части, которая формировалась в Англии. Дело в том, что в этой же части служили и буры из Южной Африки, а они были известными расистами. Такие были странные времена: геополитическая война против нацистской, расистской Германии не подразумевала равноправное участие в ней «цветных» из колоний…

Тем не менее, более 200 добровольцев из Суринама и с Кюрасао и Арубы записались в стрелки на союзных конвоях. Среди них был и тот самый Х.Пос. Сам он остался в живых. Но за время войны было потоплено 48 судов нидерландского торгового флота. Погибли 247 голландских моряков, в том числе 29 суринамцев.

Суринамцы были и среди тех, кто высаживался в Нормандии в составе нидерландской бригады им. принцессы Ирены. Вилли Воотер получил пулю в шею, но выжил при штурме моста Ваал; Ханри ван Хельверт лишился ноги при атаке на пулеметное гнездо; капрал Лео Альварес был ранен в голову и скончался 27 октября 1944 г.

Но еще до этого добровольцы-суринамцы в составе KNIL бились с японцами в Ост-Индии. Из тех, кто попал в плен, был сержант Харри Воос, которого в мае 1943 г. на Суматре расстреляли солдаты микадо. Еще девять суринамцев погибли при торпедировании судна-госпиталя в сентябре 1944 г. Среди них был и Берт Гюйсвуд, брат активиста Коминтерна, о ком говорилось выше. Суринамцы также служили в составе британского Королевского флота в Вест-Индии, а сразу две роты — в рядах австралийской армии в Новой Гвинее [7].

СУРИНАМ И ЛЕНД-ЛИЗ

Лишь 12% советского парка танков времен Великой Отечественной войны составляли те, что пришли по ленд-лизу. Это — типичный пример того, где западные поставки выполняли лишь вспомогательные функции. В то же время роль союзных поставок алюминия никак нельзя преуменьшать.

Из-за стремительного продвижения немцев по Украине уже на начальном этапе войны Советский Союз потерял большую часть мощностей алюминиевого производства и произвел в годы войны лишь 283 тыс. т этого металла [28]. Характерно, что уже в октябре 1941 г. И.В.Сталин поднял вопрос о поставках алюминия перед спецпосланником президента США Гарри Гопкинсом, а в 1942—1943 гг. эта тема неоднократно поднималась в его переписке с самим Рузвельтом [29, cc. 33-36]. В итоге американские поставки алюминия в СССР за войну составили, по оценкам авторитетного издания «Военно-промышленный курьер», около 325 тыс. т [30], т.е. больше, чем произвел сам Советский Союз. В 1944 г. на слушаниях в сенате США по вопросу о продлении закона о ленд-лизе прозвучала такая цифра: в 1941—1943 гг. из всего алюминия, который шел на экспорт из США, в СССР поставлялось 64,2% [31].

При этом значительная часть алюминия производилась в США именно из суринамских бокситов. Для их переработки был специально оборудован комбинат в г. Батон-Руж в штате Луизиана. Он упоминался в контексте ленд-лиза по ходу слушаний в нижней палате конгресса США в 1944 г. [32] — пусть даже сами суринамцы и не догадывались о своем вкладе в дело Победы. Именно бокситы являются главным источником доходов независимого Суринама, а двигаться к самостоятельности ускоренными темпами Суринам начал именно в период Второй мировой войны.

ВОЙНА КАК ШАГ К НЕЗАВИСИМОСТИ

7 декабря 1942 г., выступая в Лондоне, королева Нидерландов Вильгельмина обещала, что после войны голландские колонии получат самоуправление [33, cc. 357-358]. И действительно: по Хартии Королевства Нидерландов от 1954 г. сами Нидерланды, Суринам и Нидерландские Антилы становились равноправными членами модернизированного королевства. Но, как известно, тогда даже и в таком государстве не захотела оставаться Ост-Индия (ставшая независимой Индонезией). Вот, и Суринам получил независимость — пусть и много позже.

Стоит подчеркнуть, что после того, как немцы захватили метрополию, а в Голландской Ост-Индии высадились японцы, только Суринам, Аруба и Кюрасао оставались неоккупированными территориями Нидерландов. Однако, готовя почву для выступления королевы, в октябре 1942 г. принц Бернхард стал первым членом королевской семьи за 100 лет (!), кто наконец-то добрался туда (прибыв из Лондона, он посетил НПЗ на Арубе, а в Суринаме — синагогу и бокситовый рудник). В 1943 г. из Канады в Суринам прилетела принцесса Юлиана. Но, похоже, было уже поздно.

Среди прочих факторов важным оказался тот, что Суринам к тому времени был освоен не только американским капиталом, но и американскими войсками. Американцы привлекали местных жителей не только своей манерой широко тратить деньги. Тонкий момент состоял в том, что в Суринаме, как и на Кубе, власти США вскоре заменили белых солдат и офицеров своего экспедиционного корпуса не на афроамериканцев, но на метисов и мулатов-пуэрториканцев. В частности, когда голландская принцесса добралась до Гвианы, ее встречал капитан Мануэль Рей Гонсалес. И хотя в самих США в то время еще ничто не предвещало отмену расовой сегрегации, такая политика на юге Нового Света давала свои плоды: в компании с пуэрториканцами суринамцы ощущали себя не подневольными цветными или людьми второго сорта, а жителями обеих мозаичных Америк.

Естественно, важна была и идеологическая основа. Уже в 1941 г. вопрос о послевоенной деколонизации был поставлен в англо-американской Атлантической хартии. Здесь, правда, нельзя не отметить своего рода иронию судьбы: так Запад, по сути, повторил лозунг Коминтерна. Действительно, не будем забывать еще о довоенной антиколониальной деятельности таких суринамских активистов-коммунистов, как упомянутые выше «Шанхайский экспресс» и особенно А.де Ком (чья книга, кстати, была издана перед войной и в Москве). Конечно, не стоит ничего преувеличивать: естественно, суринамский вопрос не относился в Коминтерне к числу приоритетных (хотя в Нью-Йорке и работало Карибское бюро), а в советском внешнеполитическом ведомстве самостоятельного южноамериканского направления в 1930-х годах не существовало. Тем не менее, не будем ничего и преуменьшать и скажем: «дыхание» Коминтерна, советского интернационализма чувствовалось тогда везде.

Примечателен и нынешний этап, когда именно такие страны, как Суринам и Гренада (последней была посвящена статья автора, опубликованная в журнале «Латинская Америка» № 7/2020, из серии «Забытый фронт»), форсируют свои отношения с Россией, полагая, что они вправе сами искать разные «точки опоры». Достаточно напомнить, что некоторое время назад Гренада стала первым государством восточно-карибского субрегиона, открывшим посольство в Москве, гренадцы появились среди участников Санкт-Петербургского международного экономического форума, а также в рядах курсантов учебных заведений российского МВД и стажеров Россельхознадзора.

Суринам же недавно принял главу МИД РФ Сергея Викторовича Лаврова. При этом все россияне, находившиеся на борту министерского самолета, включая журналистов, прилетели в Парамарибо без виз: перед визитом С.В,Лаврова Суринам отменил их для владельцев всех типов российских загранпаспортов, что в той части света сделало россиян даже более привилегированными путешественниками, чем граждан Евросоюза, включая жителей бывшей метрополии [34]. Суринамцы появились среди слушателей российской Дипломатической академии.

Тем ценнее знать и ценить то, чем Суринам и Гренада жили во время общей для нас Второй мировой войны, 75-летие окончания которой мы отмечаем в этом году, считая Победу одним из центральных событий мировой истории.