2020 год ознаменовался глобальным кризисом, разразившимся из-за пандемии COVID-19, на фоне чего вновь развернулись дебаты о значимости роли Латинской Америки в международных делах [1,2]. Авторы ряда книжных новинок позволяют нам глубже понять перемены, произошедшие за последние два десятилетия в мировой политике, особенно на евроазиатском пространстве, а также оценить расширение связей латиноамериканских стран с внерегиональными державами, прежде всего с КНР, Россией и Индией. Данная рецензия является своего рода размышлением о значимости евроазиатского макрорегиона в глобальном контексте и в свете внутрирегиональной динамики, о важности связей между «Большой Евразией» и Латинской Америкой и о создании треугольника между этими (не столь уж) новыми евроазиатскими акторами и Латинской Америкой. В каждом из отобранных текстов анализируются специфические аспекты евроазиатского пространства в контексте участия латиноамериканских государств в международной политике.

В работе Андреса Сербина, вышедшей теперь и на русском языке, рассматривается «евроазиатский вызов». Автор сосредотачивается на различных геополитических нарративах, которые сотрясают многополярный мир, и указывает на различия в политике России и Китая на латиноамериканском направлении [3]. В коллективном труде под редакцией Сорайи Каро Варгас исследуется геоэкономический фактор посредством многомерного анализа экономических коридоров на азиатском континенте и их связей с Латинской Америкой [4]. Наконец, в исследовании под редакцией Памелы Аростики и Вальтера Санчеса систематизирована новая фаза отношений между Китаем и Латинской Америкой, осуществлен анализ отношений в треугольниках Китай — Латинская Америка — третьи акторы (Россия, Европейский союз или Соединенные Штаты) [5].

Меняющийся глобализированный мир: Евразия в глобальном сценарии

В исторической ретроспективе процесс ускорения глобальных производственных процессов, растущая интеграция глобальных цепочек стоимости и ускорение информационно-коммуникативных обменов характеризуют эпоху не только глобализации, но и смещения геоэкономической (и все больше — геополитической) оси из атлантического в тихоокеанский регион, где КНР оказывается явным эпицентром. А.Сайс Лопес утверждает, что «оба процесса — и глобализация, и китайская экономическая экспансия — развивались параллельно, усиливая друг друга» [6, p. 9]. Со своей стороны Ф.Урдинес отмечает факт смещения центра тяжести глобальной экономики, опираясь при этом на прогнозы Глобального института МакКинзи. Согласно мнению ученых института, этот центр будет располагаться в районе российско-казахстанской границы [7, p. 108].

Глобальная трансформация — пока китайскоцентричная, но мы не можем отделять динамичную роль Пекина от регионального окружения страны и тем более забывать о присутствии других крупных региональных игроков и глобальных акторов — Москвы, Нью-Дели и Анкары. У экономического и политического роста Китая есть несомненное евроазиатское измерение. В этом плане проект «Один пояс — Один путь» формализует продвижение Китая в регионе, его геостратегическое репозиционирование в районе Южнокитайского моря и Индийского океана» [4, p. 30]. С этой точки зрения оказывается важным нарратив «Большой Евразии», который по ряду геополитических, геоэкономических и идеологических причин «постепенно становится связанным со смещением оси мировой динамики, фундаментальной опорной точкой (малоизвестной и плохо изученной латиноамериканскими исследователями), в частности, вследствие своего континентального характера, который обусловливает стратегическое сближение Китая и России в Евразии и растущее влияние Индии на конфигурацию этого пространства» [3, с. 8].

Мало какие географические концепты вызывают столько споров как в интеллектуальной среде, так и в рамках геополитических интерпретаций национальных нарративов, как это происходит с определением термина «Евразия». Однако проект «Большой Евразии» можно обозначить как китайско-российское геоэкономическое сообщество, которое оперирует различными проектами Пекина, — инициатива «Один пояс — Один путь», Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, а также проект Евроазиатского экономического союза [3, p. 70]. Последний, кроме того, может инкорпорировать ряд азиатских экономических коридоров, что позволит расширить каналы транспортной коммуникации [8, p. 295]. По оценке Аревало, экономические коридоры «следует понимать как географические регионы с аморфными границами; в этих регионах есть природные ресурсы, социально-экономическая инфраструктура и постоянное население». Помимо сухопутных и морских коридоров, предложенных инициативой «Один пояс — Один путь» на евроазиатском пространстве, особенно важны экономические коридоры Индия — Пакистан, Бангладеш — Китай — Индия — Мьянма, а также целый ряд инфраструктурных проектов, завязанных на Индию (проект «Сагармала») и индо-тихоокеанское пространство [9, pp. 79-108].

Несмотря на экономические выгоды и стратегические возможности, путь развития событий на евроазиатском пространстве «не усыпан розами». Евроазиатскую конвергенцию усложняют два геополитических фактора. Во-первых, на международной арене совершенно очевидна конкуренция великих держав, «подливающая масла в огонь» локальных конфликтов и противоборств. Примером этого стала активизация концепции «Индо-Тихоокеанского» региона, основную угрозу которому представляет авторитарный Китай [3, сс. 28-30], опирающийся не только на традиционных союзников в лице Японии и Австралии, но и на непривычных партнеров, к примеру, на Индию. Подобный глобальный фактор формирует важную тенденцию к сближению Москвы и Пекина для противостояния региональным планам Соединенных Штатов, что выводит альянс двух стран за рамки «брака по расчету», превращая его в прочный союз с мощным фундаментом [3, с. 72]. Вторым ключевым элементом для понимания внутренних евроазиатских взаимодействий являются сохранение постоянных территориальных споров, скажем, в случае Китая и Индии, а также вызовов для региональной безопасности — конкуренция Индии и Пакистана в Южной Азии и частые кризисы в районе Кавказа и Черного моря.

В контексте обеспечения более интенсивной транспортной коммуникации каналы внутри- и межрегионального сообщения являются ключевым фактором в развитии государств [10], а баланс между геоэкономической и геополитической логиками сыграет основную роль в реализации планов великих держав — как Китая [11, p. 48], так и остальных крупных евроазиатских игроков [3, с. 172].

Латинская Америка между евроазиатскими коридорами и отношения в рамках треугольников

После периода активности в мировой политике и усиления роли Латинской Америки в международных делах в начале 2000-х годов нынешнее десятилетие в плане региональной повестки дня оставляет желать лучшего. Несмотря на это, китайская экспансия, российское проникновение и присутствие нетрадиционных партнеров — Индии, Турции, Вьетнама или Ирана — растут стабильными темпами. Поскольку латиноамериканские страны пока не в состоянии решать многие вопросы автономно, им поступают предложения со стороны других акторов, что обеспечивает альтернативные маршруты в деле получения инвестиций, торговой диверсификации и политических альянсов. На страницах трех рецензируемых работ представлены три типа связей между Латинской Америкой и Евразией — интеррегионализм, мультилатерализм и билатерализм; кроме того, в них проанализирована новая, но обязательная для понимания в нынешних условиях система треугольников, двумя сторонами которых являются растущие Китай и Латинская Америка, а третьей — то США, то Россия.

А.Сербин подвергает критическому анализу евроазиатско-китайско-русские связи в Латинской Америке. Указывая, что в целом они привязаны к глобальному вúдению, и соглашаясь с тем, что на региональном уровне данные связи в определенном смысле позволяют согласовать интересы, автор поясняет, что в таких далеких регионах, как Латинская Америка, позиции Китая и России «не всегда совпадают и необязательно отражают динамику компромиссов и конвергенции в духе Большой Евразии» [3, сс. 143-148]. В этом плане «весьма нелегко четко обозначить согласованную евроазиатскую деятельность (в Латинской Америке. — А.Л.), учитывая, что «невозможно говорить о евроазиатском присутствии или влиянии в регионе как о консолидированной деятельности с гегемоническим весом». Надо проводить грань между двусторонними отношениями каждого актора и их индивидуальными связями [3, pp. 146-152]. Присутствие Китая и России особенно значимо в тех странах, которые важны для американских интересов, однако международную политику обеих евроазиатских держав в Латино-Карибской Америке отличает заметный прагматизм. Один из пунктов, который вводит в дискуссию Сербин и который получает развитие в издании под редакцией П.Аростики и В.Санчеса, — это подход к исследованию отношений в регионе как к треугольникам. В данном случае речь идет о США, Евросоюзе и (вновь) о России как о трех возможных вершинах треугольника, включающих также Латинскую Америку и Китай. Ф.Урдинес показывает «обратно пропорциональное соотношение китайских государственных предприятий, предоставления банковских кредитов, экспорта промышленных товаров и гегемонического влияния США в регионе» [7, p. 143]. Д.Нольте представляет пессимистическое вúдение роли Европы в качестве противовеса китайскому присутствию, однако подчеркивает существование ее исторических связей с Латинской Америкой, превосходящих по значимости контакты с Китаем в социально-культурном плане [12, p. 138]. Наконец, В.Хейфец не считает, что речь идет о неизбежном противостоянии России и Китая в латиноамериканском регионе, хотя и предостерегает, что «рано или поздно экономическая конкуренция между ними (русскими. — А.Л.) и китайцами возрастет, включая венесуэльские, кубинские и никарагуанские рынки, рынки стран, правительства которых рассматриваются Москвой в качестве политических союзников» [13, p. 164].

В коллективной работе под редакцией С.Каро Варгас анализируется ряд самостоятельных сценариев в сфере геоэкономических связей Латинской Америки, а также сравниваются несколько разных ситуаций. В этой связи К.Аревало показывает вызовы и препятствия, с которыми сталкивается Южная Америка в вопросах материальной инфраструктуры, систем коммуникации, логистики и человеческого капитала в отношениях с Южной Азией, внутрирегиональные отношения которой пронизаны политическими проблемами и отсутствием регионального консенсуса [8, p. 295]. А.Арсиньегас Карреньо подчеркивает значимость развития логистики мультимодального транспорта с целью придания динамики торговым связям как в плане колумбийско-китайских отношений, так и в целом в рамках Тихоокеанского альянса (Alianza del Pacífico, AP) [14, p. 71]. Л.Стэнли анализирует появление китайских инфраструктурных предприятий в Аргентине, что позволило постепенно начать заполнение ниши в вопросах инфраструктуры, хотя макроэкономическая нестабильность в Аргентине и помешала дальнейшему развитию проектов [15, pp. 252-254]. Х.Кардозо представил интересное исследование о перспективах Общего рынка стран Южного конуса (Mercado Común del Sur, Mercosur) и необходимости расширения торгового присутствия этого блока на тихоокеанском побережье посредством развития межокеанских коридоров и укрепления связей с AP [16, p. 265]. П.Гарсиа демонстрирует контраст между двусторонней и многосторонней активностью КНР в деле развития прочных связей с Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии (Association of South East Asian Nations, ASEAN), что в перспективе создаст менее китайскоцентричную азиатскую систему [17, pp. 240-241].

В труде под редакцией П.Аростики и В.Санчеса отношения между Китаем и Латинской Америкой рассматриваются под различным углом зрения, при этом авторы обращают внимание как на эволюцию самой китайской экономической модели, так и на ее влияние на Латинскую Америку [18, pp. 21-40]; подчеркиваются растущие противоречия между новой системой отношений центр — периферия и системой отношений Юг — Юг (глава Ф.Родригеса) [11, p. 41-62]. Это совпадает с мнением Х.Дельгадо Кайседо и Х.Гусмана Каренаса, критикующих китайские неоколониальные устремления в Африке [19, pp. 131-167]. Книга содержит также анализ геоэкономических последствий китайских инвестиций в регион [20, pp. 63-84] и концепции асимметрии как структурной оси китайско-латиноамериканских отношений [21, pp. 85-100].

Помимо исследований сюжетов двустороннего сотрудничества с Мексикой, Бразилией и Уругваем в коллективной работе есть глава о значимости Центральной и Карибской Америки для геостратегической карты Китая [22, pp. 231-245] и раздел о многосторонних отношениях с Китаем. В последнем И.Бартесаги сосредоточился на анализе создания и развития партнерства между Сообществом государств Латинской Америки и Карибского бассейна и Китаем (Comunidad de Estados Latinoamericanos y del Caribe, CELAC — China), которое позволило сформировать межрегиональную платформу с конкретной повесткой дня, основанной на Плане сотрудничества между Китаем и странами Латинской и Карибской Америки [23, pp. 179-180]. Несмотря на то, что остальные евроазиатские страны не сумели достичь такого уровня взаимодействия, CELAC сформировал Постоянные механизмы политического диалога и сотрудничества с Россией (2015 г.) и Индией (2016 г.), а Москва также продвинулась в деле подписания меморандума о взаимопонимании в сфере экономического сотрудничества между Mercosur и Евроазиатским экономическим союзом [3, сс. 180-181]. Так или иначе результаты пока весьма далеки от возлагавшихся на это надежд и ожиданий.

Рецензируемые исследования показывают значимость изучения отношений между Латинской Америкой и ее евроазиатскими партнерами в контексте глубоких глобальных трансформаций. Несмотря на то, что события, происходящие в странах Латинской Америки, не являются предметом важнейших новостных заголовков мировых СМИ, это, пожалуй, не является плохим сигналом. Хотя на протяжении 2010-х годов наиболее значимые события в регионе были связаны с внутренними вопросами (социально-экономические и политические кризисы), а не с международной повесткой, интересное для внерегиональных держав поле деятельности все еще существует. Эти державы рассматривают Латинскую Америку как пространство возможностей для прогнозирования и реализации своих геоэкономических и геостратегических интересов, которые, впрочем, пока остаются второстепенными в их стратегиях международной политики.