Регион Латинской Америки и Карибского бассейна (ЛКА) в настоящее время продолжает переживать период активной международно-политической трансформации, что обусловлено изменением характера внутренних взаимодействий и поиском новых внешних партнеров. Модель кооперации между самими государствами ЛКА модифицируется в связи с внутриполитическими преобразованиями, что проявляется в переориентации внешней политики, усложнении межгосударственных отношений, а также развитии новых региональных структур.

С начала первого десятилетия XXI в., ознаменовавшегося подписанием декларации Куско о создании Союза южноамериканских наций (Unión de Naciones Suramericanas, Unasur), а также после учреждения Боливарианской альтернативы для народов нашей Америки (Alternativa Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América, ALBA), число государств ЛКА, правительства которых склонялись к проведению социально-ориентированной «народной» политики, значительно сократилось. Несмотря на то, что в экономической сфере за период 2003—2013 гг. лидерам стран региона удалось достичь впечатляющих успехов, о чем свидетельствует тот факт, что этот период получил название «золотое десятилетие», левые правительства постепенно утратили популярность, уступив дорогу правым силам: произошло очередное существенное «колебание» политического маятника. В связи с такими значительными переменами было введено понятие «правого поворота», отражающее новый этап политического развития ЛКА.

Очевидно, что внутриполитические изменения не могли не оказать влияния на международные отношения как в рамках самого региона, так и вне его, не трансформировать роль ЛКА в системе глобальных связей. Цель данного исследования — на основе анализа, сравнения и обобщения актов внешнеполитической деятельности стран ЛКА показать масштаб международно-политических последствий «правого поворота» в их региональном и глобальном измерении. Для этого исследуются феномен поворота, международно-политические сдвиги в регионе ЛКА, а также — как следствие — роль внешних игроков, среди которых особое внимание уделяется России, США и Китаю.

«ПРАВЫЙ ПОВОРОТ» В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ: ТЕОРЕТИКО-ПРАКТИЧЕСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ

Мнения латиноамериканистов относительно точки отсчета современного «правого поворота» не совсем совпадают. Согласно мнению Александра Анатольевича Слинько, дрейф политических координат вправо берет свое начало в 2008 г., когда разразился мировой экономический кризис [1]. В то же время Виктор Лазаревич и Лазарь Соломонович Хейфецы полагают, что процесс стартовал в 2009 г. или даже позже [2]. Так или иначе, но спорность данного вопроса объясняется различными оценками динамики и последствий уклона вправо.

Говоря о «повороте», необходимо учитывать, что этот термин не универсален и не означает, что во всех странах региона лидирующие позиции занимают консерваторы и традиционалисты: на данный момент в ЛКА левые или левоцентристские режимы сохраняются в Венесуэле, Боливии, Никарагуа, Коста-Рике, Панаме, на Кубе и некоторых других государствах [2]. Скорее, речь идет не столько о статичной расстановке политических сил в тех или иных странах в определенный момент времени, сколько о динамических изменениях, которые происходят во всем региональном пространстве [3].

Важный нюанс заключается и в том, что в рамках «поворотов» существенными являются не только формальные признаки доминирования в политике правых или левых сил, но и реальное содержание политического курса. Так, хотя можно сказать, что бывший президент Эквадора Ленин Морено (2017—2021 гг.) — политик, де-юре придерживающийся левых идеалов, на практике он проводил неолиберальную политику, характерную для правых [2]. Кроме того, в период его президентства Эквадор покинул альянс ALBA, который создавался как левый проект. Таким образом, становится очевидно, что, по сути, переход к правым тенденциям в этом государстве произошел раньше выборов 2021 г., победу на которых одержал правоцентрист Гильермо Лассо Мендоса. То же самое относится и к Ольянте Умале (2011—2016 гг.) — бывшему президенту Перу. Несмотря на формальную принадлежность к левой националистической партии, он следовал правоцентристскому курсу. Знаменательно, что «правый поворот» в Латинской Америке также вписывается в контекст общемировых трендов, а именно — значительного усиления правоцентристских тенденций во многих государствах.

Очевидно, что откат от левых идей был вызван совокупностью самых разнообразных причин: начиная с финансового кризиса 2008 г. и заканчивая падением мировых цен на нефть, что сузило, например, возможности руководства Венесуэлы поддерживать своих единомышленников [4; 5]. Сюда также следует отнести последствия деятельности лидеров, придерживающихся социалистических позиций. Быстрый экономический рост в странах ЛКА привел к значительному расширению среднего класса, не желавшего терять даже часть новообретенного благосостояния в угоду продолжению социально ориентированной внутренней политики. Нельзя сбрасывать со счетов и религиозный фактор: стремление католической церкви сохранить «традиционные ценности» способствовало повороту многих людей в сторону правых сил [2].

Одним из главных катализаторов кризиса стало изменение мировых цен на латиноамериканские товары. Венесуэла, Колумбия, Мексика и Эквадор, являющиеся крупными экспортерами нефти, пострадали от снижения цен на энергоносители, а Чили, Перу, Боливия, Бразилия и Аргентина — от падения цен на металлы и сельскохозяйственную продукцию [6]. Негативное влияние оказало и замедление темпов экономического роста Китая — основного экономического партнера ряда стран региона. В результате прежде популярные левые силы должны были пойти на сокращение социальных программ.

По мере установления правых правительств усилилось и влияние США, которое иногда принимает практически интервенционистские формы (так, лидер венесуэльской оппозиции Хуан Гуайдо был признан президентом Соединенных Штатов (2017—2021 гг.) Дональдом Трампом в качестве главы венесуэльского государства) [7].

Характеризуя современные политические режимы в ЛКА, стоит отметить их крайнюю гетерогенность: можно выделить правоцентристов, более традиционных и консервативных правых, а также ультранационалистов и полуавторитарные правительства (например, администрация президента Хуана Орландо Эрнандеса (2014 — ноябрь 2021 гг.) в Гондурасе). Кроме того, важной особенностью последнего «правого поворота» является стирание границ между правыми и левыми программами: многие правые, например, включают в свои предвыборные программы лозунги о социальной инклюзивности [8].

«ПРАВЫЙ ПОВОРОТ» И РЕГИОНАЛЬНЫЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Современная фаза развития международных отношений в ЛКА связана как с движением политического маятника, так и с глобальными геополитическими изменениями. На данный момент стабилизация, достигнутая во время «золотого десятилетия», сменилась на дезинтеграцию в макрорегиональном масштабе и одновременно на интеграцию на уровне отдельных стран [9]. Это проявляется и в снижении роли географического фактора в процессе интеграции, и в усилении функционального начала в процессе интеграционного строительства (например, создание ALBA, а затем и Тихоокеанского альянса (Alianza del Pacífico, AP), и в том, что в ЛКА сохраняется ряд государств, возглавляемых левыми. Различие подходов правых и левых к проведению как внутренней, так и внешней политики обусловило стагнацию старых структур и создание новых [10]. Стоит отметить, что трансформация интеграционных процессов, вызванная «правым поворотом», приводит к постепенному разрушению блоков и форумов «левого периода». Так, фактически прекратил свое существование Unasur. Некогда в него входили 12 стран, однако по мере прихода к власти правых политиков количество членов неуклонно сокращалось: Перу и Бразилия — локомотивы создания Unasur — стали одними из первых, покинувших со- юз [11]. На данный момент его членами являются Боливия, Венесуэла, Гайана и Суринам. Формальным поводом к постепенному «развалу» послужил тезис правительства Бразилии о том, что временное президентство Боливии в Unasur не принесло никаких позитивных результатов. Еще до прихода к власти левого президента Луиса Арсе (2020 — н/в) Боливия в лице исполняющей обязанности президента Жанин Аньес (2019—2020 гг.) отказалась от членства в Unasur, что подтверждает критическую зависимость внешней политики стран ЛКА от их внутреннего положения. Хотя в целом среди факторов макрорегиональной интеграции весомую роль играют тезисы о цивилизационной близости, в последние годы в регионе фиксируется коррозия цивилизационного единства, что напрямую влияет на интеграционный калейдоскоп [12].

Другим камнем преткновения стали позиции бывших и действующих членов Unasur по венесуэльской проблеме: блок стран, покинувших союз, поддержал оппозицию, в то время как члены интеграционного сообщества признали Николаса Мадуро (2013 — н/в) в качестве легитимного президента Венесуэлы [13].

Еще одним примером «субамериканизации» в ЛКА служит заявление главы МИД Бразилии о приостановке участия страны в Сообществе стран Латинской Америки и Карибского бассейна (Comunidad de Estados Latinoamericanos y Caribeños, CELAC) — крупнейшей организации, объединившей все независимые страны региона. Примечательно, что подобный шаг был сделан всего через год после того, как к власти в Бразилии пришел национал-консерватор Жаир Болсонару (2019 — н/в). Кроме того, внутри CELAC возникло множество противоречий между различными государствами, в частности, между Кубой и Уругваем, Венесуэлой и многими другими членами организации. Несмотря на все попытки мексиканского президента Андреса Мануэля Лопеса Обрадора (2018 — н/в) и главы Эквадора Гильермо Лассо (2021 — н/в) реанимировать объединение на саммите в 2021 г. и придать ему новые интеграционные импульсы, поддержки они не получили.

На сегодняшний день «левое» объединение ALBA также находится в состоянии кризиса. Очевидно, что расширить состав альянса в текущих политических условиях невозможно. О своем выходе из ALBA заявили Гондурас, Эквадор и Боливия, при этом во всех этих странах у власти находились правые силы. Боливия, однако, вскоре (после избрания президентом Арсе) заявила о восстановлении своего членства. Гондурас пробыл в составе ALBA всего около года, но в ходе государственного переворота 2009 г. президент Мануэль Селайа (2006—2009 гг.) был свергнут, а в новое правительство заявило о выходе страны из организации.

Таким образом, «правый поворот» привел к реальному разложению предыдущей региональной архитектуры. Вместе с тем, начиная с 2010-х годов формируются новые блоки правого толка, такие, как AP и Форум за прогресс и развитие Южной Америки (Foro para el Progreso de América del Sur, Prosur). AP представляет собой либеральный торговый блок, в то время как Prosur, созданный при поддержке США, является макрорегиональной «альтернативой» Unasur [13]. Одной из коренных причин формирования данного форума стала кризисная ситуация в Венесуэле, сложившаяся к 2019 г. Страны — участницы Prosur поддерживают Гуайдо, сыгравшего ключевую роль в попытке переворота в апреле-мае 2019 г. Сюда же относится и так называемая Группа Лимы (Grupo de Lima) — форум, цель которого заключалась в одностороннем — в пользу оппозиции — разрешении ситуации в Венесуэле [14].

Очевидно, что в будущем Prosur не сможет стать платформой для макрорегиональной латиноамериканской интеграции из-за внутренних противоречий акторов. Так, сами члены форума заявляют, что Венесуэле не удастся стать полноправным участником Prosur. При этом лидеры стран подчеркивают отсутствие идеологического компонента, а фактическая изоляция Венесуэлы объясняется тем, что в этой стране отсутствуют два главных условия вступления в организацию — «верховенство права» и «полная демократизация» [15]. Еще одна причина — географическая и идеологическая удаленность Мексики, а также фактически отсутствие интереса Бразилии к работе форума, так как для администрации Болсонару региональные дела в принципе не являются приоритетом внешней политики и важны лишь в том случае, если они могут способствовать региональному лидерству Бразилии [16].

Важно подчеркнуть, что в период расцвета левых режимов в рамках региональных блоков были созданы механизмы, направленные на защиту демократии. Так, когда в 2012 г. в Парагвае произошла смена власти, не признанная в качестве законной рядом латиноамериканских стран [17] и в результате которой президенту Фернандо Луго (2008—2012 гг.) был объявлен импичмент, государства — члены Общего рынка стран Южного конуса (Mercado Común del Sur, Mercosur) заявили о приостановке членства Парагвая в этом торговом союзе. В новых структурах выработка таких механизмов не предусмотрена, что также можно видеть на конкретных примерах: государственный переворот в Гондурасе, деятельность Гуайдо, массовые протесты в Чили, а также беспорядки в Боливии и отставка боливийского президента Эво Моралеса (2006—2019 гг.). Во всех случаях не были введены никакие санкции. Следовательно, с точки зрения левых лидеров механизмы защиты демократии в ЛКА, встроенные в региональные организации, утратили свою значимость: правые не считают массовые беспорядки и государственные перевороты угрозой общерегиональной стабильности, хотя взгляды на то, что представляют собой демократия и нормы по ее обеспечению, у некоторых стран в разные периоды времени были различными [18]. Государства ЛКА довольно активно включились в международную политику, хотя из-за внутренней гетерогенности региона появляются все новые противоречия, которые находят отражение в идеологической и политической поляризации общества [19]. В целом «правый поворот» имел несколько важнейших последствий для международных отношений в регионе, среди которых основное место занимают распад интеграционных блоков, созданных левыми правительствами, новые политические противоречия, затрудняющие кооперацию и приводящие к доминированию дезинтеграционных трендов, а также создание новых структур, которые, однако, представляют собой «саммитовый» путь без жесткого институционального оформления [20].

ЛКА И СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ: ВОЗВРАЩЕНИЕ В ФАРВАТЕР ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ «СЕВЕРНОГО СОСЕДА»?

Дискуссии об отношениях стран Латинской Америки и Соединенных Штатов не угасают и сегодня. Безусловно, в связи с географической близостью, а также по историческим причинам позиции «северного соседа» традиционно крепки. По-прежнему прочны и экономические связи: США все еще остаются крупнейшим торговым партнером ЛКА, хотя в объемах экспортируемых латиноамериканских товаров первое место вплоть до 2019 г. занимал Китай. В последние два года данный тренд менялся: к концу 2019 г. из всех торговых партнеров латиноамериканских стран только США удалось повысить спрос на производимую ими продукцию [21].

Тем не менее в последние годы многие эксперты заявляют о постепенном, но неуклонном размывании способности США оказывать влияние на международные отношения в ЛКА [22]. В основном речь идет о том, что государства региона все чаще действуют как независимые акторы международных отношений, ищущие новых, внерегиональных партнеров. На то есть несколько причин. Во-первых, возвышение других центров международной системы, таких как Китай, Евросоюз, Россия, а также появление нового регионального лидера в лице Бразилии. Специалисты прогнозируют, что вскоре присутствие КНР в латиноамериканском регионе может привести к тому, что ЛКА превратится в сферу влияния Китая, а это будет воспринято США как угроза [22]. Во-вторых, некоторые исследователи указывают на последствия периода президентств Джорджа Буша-мл. (2001—2009 гг.) и — хотя и в меньшей степени — Барака Обамы (2009—2017 гг.), когда взаимодействие со странами ЛКА (за некоторым исключением) не рассматривалось Соединенными Штатами как приоритетное [23]. Этот подход США обернулся возникновением политического вакуума, который активно заполняется другими региональными и внерегиональными игроками. В-третьих, такая ситуация объясняется созданием левыми правительствами международных региональных организаций, способствующих повышению международного влияния стран региона [22]. В качестве примера можно привести проект макрорегиональной структуры, который был воплощен в виде организации CELAC. Главной целью этого блока стало усиление торгово-экономического и политического единства государств ЛКА. Показательно, что членом CELAC стала и Куба, ранее по факту находившаяся в изоляции. Помимо вышеуказанных причин американский политолог Марк Эрик Вильямс отмечает еще три: внутриполитические изменения стран региона, глобальные экономические перемены, связанные с кризисом 2008 г., и реакция государств ЛКА на жесткую и унилатералистскую внешнюю политику США в период правления Буша-мл. [22].

Несмотря на внушительное количество работ, в которых рассматривается вопрос ослабления связей между США и странами ЛКА, стоит отметить, что в настоящее время — в том числе и в контексте «правого поворота» — ситуация меняется. Как отмечает российский исследователь Петр Павлович Яковлев, американцы ищут новые возможности для укрепления своей конкурентоспособности в ЛКА, что включает в себя стремление США предотвратить дальнейшее сближение Кубы и Венесуэлы с Россией, а также ослабить кубинско-венесуэльский «тандем», «ответственный» за формирование антиамериканских настроений в мире [24]. Кроме того, еще в годы президентства Обамы был инициирован постепенный вывод американско-кубинских отношений из тупика и даже была предпринята попытки вернуть Кубу в орбиту влияния США [24]. В целом в планы Вашингтона входят и попытки устранить противоречия с латиноамериканскими странами, усилия по приданию импульса развитию экономического взаимодействия с ними через различные интеграционные структуры, например, такие, как AP.

В настоящее время у США в латиноамериканском регионе появился своеобразный идеологический плацдарм в виде правых правительств, что открывает широкие возможности. Так, североамериканская сторона была активным сторонником учреждения форума Prosur в 2019 г., с тем чтобы повысить уровень легитимности близких по духу правых сил внутри управляемых ими стран [16]. По сути, через Prosur США могут оказывать давление на недружественные им режимы, поскольку, хотя формально провозглашенная цель форума — содействие интеграции в регионе, de facto эта структура служила идеологическим противовесом Unasur. Впрочем, UNASUR со временем распался, что было обусловлено глубокими политическими противоречиями входивших в него стран [25]. Поддержав образование Prosur, США заложили основу для оказания дальнейшего влияния на внешнюю политику части стран ЛКА не только в региональном, но и мировом масштабе. Необходимость нового института была вызвана тем, что в создании Unasur североамериканцы не принимали активного участия, поэтому основное внимание в нем уделялось интересам стран-членов, а не внешних акторов. Более того, Unasur, в отличие от Prosur, ставил целью сформировать собственный оборонительный союз, что в перспективе должно было фактически ослабить влияние Организации американских государств (ОАГ). Венесуэльские новостные издания уже заявили, что «Prosur — новый инструмент США для агрессии против Венесуэлы» и что «в целом данное объединение будет придерживаться проамериканской политики» [26]. В деятельности Prosur Соединенные Штаты могли увидеть и решение вопроса, касающегося Венесуэлы: официальные представители этой страны не были приглашены на первую встречу Prosur в Сантьяго в 2019 г., что означало ее фактическую изоляцию. Подобным же образом США могут оказывать давление на своих соперников, избегая при этом силовых методов. Кроме того, существует мнение, что с помощью данного форума правительство США надеется вытеснить своих конкурентов, т.е. Китай и Россию [13]. Вместе с тем очевидно, что Prosur не сможет стать основой интеграции в ЛКА.

Еще один пример тесного сотрудничества между Америками это — AP, одной из целей которого является кооперация с США [12]. На страны, входящие в это объединение (Мексику, Колумбию, Коста-Рику, Перу, Чили), приходится 35% ВВП всего региона, причем фактор, сближающий эти государства, — не только сотрудничество с США, но и общий интерес к взаимодействию с партнерами в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Хотя прямое вмешательство в дела стран ЛКА со стороны США сегодня носит ограниченный характер, существуют другие «измерения» силы (например, мягкая сила), с помощью которых североамериканцы все еще могут влиять на международные отношения в регионе. В будущем ситуация может измениться, однако необходимо отметить, что в настоящее время в отношениях США с правыми режимами наблюдается потепление и, наоборот, фиксируются противоречия с правительствами левой направленности.

ЛКА И КИТАЙ: ПЕРСПЕКТИВНОЕ ТРАНСТИХООКЕАНСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО?

Позиции Китая в Латинской Америке, несмотря на возврат большинства стран региона к тесному сотрудничеству с США, также продолжают усиливаться. Примечательно, что идеологические различия, существующие между правыми правительствами ЛКА и Коммунистической партией Китая не меняют положения дел в сфере экономического взаимодействия. Даже национал-консерватор Болсонару тесно сотрудничает с КНР. Если в 2000 г. товарооборот между регионом и азиатским гигантом составлял всего около 12,5 млрд долл. [27], то только за первое полугодие 2021 г. данный показатель увеличился до более чем 200 млрд; при этом необходимо учитывать крайне негативное влияние пандемии COVID-19 на международную торговлю в целом [28]. Более того, за 20 лет (2000—2020 гг.) Китай инвестировал в экономику стран ЛКА практически 160 млрд долл. [29], что больше, чем совокупная помощь со стороны Межамериканского банка развития и Всемирного банка [24]. Со временем тенденция на усиление экономического сотрудничества сохраняется: взаимный товарооборот постоянно увеличивается, при этом нарастает и объем прямых китайских инвестиций в латиноамериканскую экономику [30]. По словам лидера КНР Си Цзиньпина (2013 — н/в), в планы Китая входят намерения по инвестированию дополнительных 250 млрд долл. к 2025 г., а годовой оборот торговли должен будет составить около 500 млрд. [31].

Прогресс наблюдается и в политической сфере: в 2015 г. в Пекине прошел первый форум Китай — CELAC на министерском уровне. Это событие ознаменовало собой новый этап многостороннего сотрудничества, выгодного для КНР, поскольку макрорегиональный блок может связать Китай практически со всеми странами региона. В целом началом комплексного взаимодействия стран ЛКА с КНР можно считать принятие стратегии «Политика Китая в Латинской Америке и Карибском бассейне», в рамках которой кооперация со странами региона рассматривается как одно из приоритетных направлений внешней политики КНР. В документе указаны и конкретные меры по обеспечению присутствия в ЛКА: инвестирование, предоставление кредитов, торговля и т.д. [32].

С одной стороны, и КНР, и государства региона заинтересованы в стремительном развитии экономических отношений. В контексте торговой войны Китая и Соединенных Штатов ЛКА потенциально может быть закреплена в качестве рынка для Китая. В регионе также сосредоточено значительное количество природных ресурсов, в первую очередь нефти, воды и древесины, что тоже имеет немаловажное значение [33]. Для латиноамериканских государств сотрудничество с Поднебесной важно в связи с необходимостью диверсификации потоков капитала и внешней торговли [34].

С другой стороны, несмотря на очевидные взаимные выгоды, обе стороны осознают риски. Для Китая важными ограничителями являются довольно слабая единая правовая система в ЛКА, неэффективность управления и чрезмерная коррумпированность местных властей, а в некоторых случаях — слабость бизнес-структур. Кроме этого, нельзя забывать о высоком уровне преступности в регионе и туманном политическом будущем ряда стран в связи с наблюдавшейся там за последние годы политической нестабильностью (Боливия, Перу) [34].

Для государств ЛКА перспектива чрезмерного сближения с КНР также неоднозначна: во-первых, приход новых поставщиков ударит по местным предприятиям, поскольку им станет труднее конкурировать с производителями более дешевых товаров при сопоставимом качестве. Во-вторых, следует иметь в виду и проблемы, связанные с состоянием окружающей среды. Развертывание китайской нефтяной и горнодобывающей инфраструктуры негативно сказывается на ситуации в регионе, а активная промышленная деятельность азиатского гиганта может со временем привести к серьезным климатическим последствиям.

И все же на данный момент транстихоокеанское сотрудничество продолжает углубляться. Особых размаха и глубины достигли отношения Китая с Аргентиной и Бразилией, причем контакты Пекина с каждой из этих крупнейших южноамериканских стран имеет свою четко выраженную специфику. В частности, в Аргентине китайские предприятия заключили крупные контракты в сфере ядерной энергетики и стремятся захватить лидирующие позиции в этой высокотехнологичной отрасли [30]. После избрания в январе 2019 г. Болсонару президентом Бразилии появился риск осложнения отношений этой страны с КНР. В марте 2019 г. Болсонару находился с официальным визитом в США, где в ходе беседы с Трампом заявил о схожести позиций глав Бразилии и США по отношению к Ирану, Северной Корее и Китаю. Однако уже к концу года его позиция изменилась. В октябре Болсонару совершил тур по странам Ближнего Востока и Азии, в рамках которого встретился с председателем КНР Си и обсудил торгово-экономическое сотрудничество двух стран. В ходе встречи президент заявил, что «Китай и Бразилия были рождены, чтобы идти вместе» [31]. Он также подчеркнул, что «бразильская сторона высоко ценит возможности, открывающиеся в связи с открытием Китаем своего рынка для бразильских товаров», и выразил надежду на расширение двусторонней торговли и увеличение экспорта большего количества бразильской сельскохозяйственной продукции в Китай [35]. Несмотря на критику и пессимистические прогнозы, продолжается взаимодействие и в рамках BRICS, в том числе и по вопросам борьбы с последствиями пандемии.

Стратегическим партнерством можно назвать и экономические отношения КНР с Венесуэлой, так как за последние годы китайский бизнес инвестировал в экономику страны миллиарды долларов и создал совместные предприятия в целом ряде ключевых отраслей.

Таким образом, можно заключить, что, хотя в ЛКА существуют опасения относительно экономической экспансии Китая, проникновение китайской экономики в регион будет продолжаться. Китайский капитал превратился в весомую составляющую экономики латиноамериканских стран, причем, как показывают примеры Бразилии и Венесуэлы, наклон политического маятника в ту или иную сторону в этом смысле не играет принципиальной роли. Гораздо важнее для обеих сторон сейчас торговая война между двумя сверхдержавами, позитивно отразившаяся на китайско-латиноамериканском экономическом сотрудничестве. Важно понимать, что в этой связи перспективным выглядит существование Prosur, модели, сочетающей сотрудничество с AP, нацеленным на Азию, и упор на «демократические ценности», что может помочь странам ЛКА поддерживать дружественные отношения и с Китаем, и с США.

ЛКА И РОССИЯ: ЕСТЬ ЛИ ОСНОВЫ ДЛЯ ПРОЧНОГО ПАРТНЕРСТВА?

Сближение России и ЛКА в современной истории международных отношений началось, безусловно, в период «левого поворота», а затем пережило новый виток в период так называемой новой холодной войны [31]. Ценностно-политический и торгово-экономический конфликт России с США и Евросоюзом, в полной мере проявившийся в 2014 г., становится все сильнее. В этих условиях стала особенно актуальной близость представлений России и ряда ключевых латиноамериканских государств о том, в каком направлении должен меняться геополитический ландшафт, каким должен стать будущий мировой порядок.

В том, что касается экономического взаимодействия, Россия является далеко не главным торговым партнером государств региона, и товарооборот в 2020 г. находился лишь на уровне 12 млрд долл. [36]. Кроме того, на данный момент между Россией и ЛКА не существует каких-либо переговорных платформ по интенсификации экономического сотрудничества на макроуровне, за исключением контактов по линии Россия — CELAC [37] (немного лучше дело обстоит с союзами: так, между РФ и ЛКА косвенно осуществляется экономическая кооперация по линии ЕАЭС — Mercosur; в перспективе имеются шансы на то, что некоторые барьеры в торговле будут отменены). Это несколько контрастирует с отношениями ЛКА с Китаем и США. Более того, даже у отдельных стран Евросоюза имеются определенные механизмы сотрудничества. У России довольно хорошо развиты экономические отношения с отдельными государствами ЛКА — такими, как Куба, Венесуэла и Бразилия, и, начиная с 2014 г., когда Запад ввел антироссийские санкции, эти страны вполне оперативно восполнили нехватку ряда продовольственных товаров на отечественном рынке. Однако в целом переориентировать латиноамериканских производителей на РФ не удалось [38].

С другой стороны, некоторые специалисты утверждают, что Россия намеренно отдает приоритет именно политической составляющей взаимодействия [37]. Несмотря на переориентацию большинства государств ЛКА на активное сотрудничество с США в связи с «правым поворотом», Россия поддерживает своих латиноамериканских коллег на полях международных организаций, а страны региона, в свою очередь, поддерживают российскую позицию; схожи обоюдно продвигаемые сторонами приоритеты международного права, центральной роли ООН и многосторонней дипломатии. Некоторых успехов удалось достичь в рамках ООН. Так, во время голосования по проекту резолюции «Территориальная целостность Украины» Россию полностью поддержали четыре страны — Куба, Венесуэла, Никарагуа и Боливия. Еще 13 латиноамериканских государств, включая Аргентину и Бразилию, воздержались от голосования. Позднее Кристина Фернандес де Киршнер (2007—2015 гг.), занимавшая на тот момент пост президента Аргентины, выразила свою поддержку РФ по украинскому вопросу [39]. Примечательно, что основными нашими политическими партнерами являются как раз те страны, в которых у власти по-прежнему находятся левые силы, — Куба, Венесуэла и Никарагуа.

Кроме того, хотя двусторонние контакты на государственном уровне после «правого поворота» в ЛКА существенно сократились, новые союзники США в целом не участвуют в санкционном прессинге РФ [37]. Наоборот, такие локомотивы латиноамериканской интеграции, как Аргентина и Бразилия, решили не идти по стопам США и не ввели никаких ограничительных мер. Посол Аргентины в России (до 2020 г.) Рикардо Лагорио отметил, что Буэнос-Айрес никогда не поддерживал введение антироссийских санкций, поскольку не считал эти меры эффективным средством внешней политики [40]. Бразилия, несмотря на все опасения, сохранила интерес к участию в BRICS.

Отношения России с ее латиноамериканскими партнерами носят в основном позитивный характер. В рамках международных организаций довольно часто достигается консенсус по тем или иным вопросам. В экономическом плане еще предстоит найти пусти сближения, а современный политический контекст способствует развитию сотрудничества в энергетической, экологической и других сферах.

Таким образом, учитывая существование различных точек зрения относительно даты начала «правого поворота», следует заключить, что к системному правоцентризму регион ЛКА двигался долгое время. «Правый поворот» действительно привел к фундаментальным изменениям в интеграционной повестке. Сложившиеся в первое десятилетие интеграционные и кооперационные механизмы во многом уже потеряли свою актуальность. Из-за обострения противоречий между левыми и правыми лидерами наиболее вероятным в ближайшей перспективе представляется сценарий, в рамках которого будет происходить дальнейшая фрагментация региона. Это приведет к тому, что пути кооперации в разных субрегионах ЛКА будут различными: институциональная мозаика постепенно усложниться, а новые межправительственные организации будут работать на эксклюзивных принципах, усиливая потенциальные противоречия.

«Правый поворот» в Латинской Америке повлиял на отношения стран региона с тремя крупными мировыми державами — США, КНР и Россией. В ЛКА сохраняются элементы политико-экономического доминирования США, однако Китаю и России также удается поддерживать стратегические отношения практически со всеми влиятельными латиноамериканскими государствами. С одной стороны, связи стран ЛКА с внешними партнерами расширились, но при этом эрозия действенных межправительственных организаций, которые охватывали все государства региона, свидетельствует о том, что сейчас международное значение Латинской Америки вновь снижается.

В то же время нельзя исключать возможность того, что «политический маятник» может быстро качнуться в противоположную сторону, порождая новый виток интеграционной и межрегиональной активности. Учитывая события, произошедшие в 2021 г., а именно, победу социалиста Педро Кастильо на президентских выборах в Перу, переизбрание никарагуанского лидера Даниэля Ортеги, триумф политика левого толка Ксиомары Кастро на всеобщих выборах в Гондурасе, победу социалиста Габриэля Борика на президентских выборах в Чили, а также снижение популярности правых, в том числе в Бразилии, уже можно констатировать частичное переформатирование политического ландшафта Латинской Америки.

В завершение стоит отметить, что существует и формальный повод для отката от правых идей — пандемия и последовавший за ней глобальный экономический «коронакризис», на фоне которого уровень жизни в ЛКА заметно снизился (что позволило увереннее говорить о «потерянном десятилетии 2.0»), а недовольство населения и запрос на социальные программы продолжают нарастать.