В 1850—1854 гг. на Кубе разразилась вторая в истории острова эпидемия холеры. Она существенно отличалась от первой, начавшейся в 1833 г., и продолжавшейся, по разным оценкам, до 1834 г. [1, p. 2131], 1835 г. [2, p. 15] или 1837—1838 гг. [3, p. 159]. Первая эпидемия холеры вызывает у исследователей значительно больший интерес, чем вторая, поскольку она имела более тяжелые последствия. Она также стала частью первой пандемии холеры в Западном полушарии, что позволяет охарактеризовать ее как принципиально новый вызов для современников, который поставил перед ними новые проблемы и потребовал поиска новых решений.

Вторая эпидемия холеры на Кубе, особенно в первые годы, оценивается некоторыми исследователями как «спорадическая» и «умеренная» [1, p. 2132]. Власти и жители города уже сталкивались с данным заболеванием, что позволило выработать механизмы противодействия эпидемии, опираясь на знания и опыт прошлых лет.

Указанная выше оценка второй эпидемии холеры справедлива в том случае, если рассматривать ее применительно к отдельно взятому острову. Однако если воспринимать Карибский бассейн как единую систему, связанную с Испанией и остальным миром, а Кубу — как ее часть, значение второй эпидемии холеры будет несколько иным. Именно в 1850-х годах эпидемия холеры на Кубе становится лишь первой в череде эпидемий на островах Карибского бассейна, и на некоторых из них она привела к катастрофическим последствиям [1, pp. 2132-2133]. Отличалась от 1830-х годов и социально-политическая реальность на острове. Все это делает вторую эпидемию холеры на Кубе не просто слабым отголоском первой, а самостоятельным событием, влияние которого на общество еще только предстоит оценить. Эпидемия холеры 1850—1854 гг. была тесно связана с социально-политическими процессами, происходившими на Кубе. Вероятно, она оказала то влияние на общество, которое оценить не менее сложно, чем количество умерших и выживших в результате нее.

В данной статье предпринимается попытка рассмотреть вторую эпидемию холеры в Гаване, а именно создаваемый и транслируемый через Gaceta de la Habana «образ» эпидемии как важный феномен социально-политической сферы. Цель данной статьи — выявление основных характеристик нарратива, создаваемого испанским правительством острова в отношении эпидемии холеры 1850 г. в Гаване.

Новизна исследования заключается, во-первых, в том, что в историографии уделяется значительно меньшее внимание эпидемии 1850 г., чем ей предшествующей. Отсутствие исследовательского интереса не может быть обосновано тем, что конкретная эпидемия ничем не примечательна, а ее последствия оказались несущественными. Наоборот, она оказалась вплетена в переломные для истории карибского региона процессы, и потому требует отдельного изучения. Во-вторых, новизну представляет выбранный автором ракурс исследования, поскольку ранее никто не рассматривал те манипуляции «образом» эпидемии холеры в латиноамериканском регионе, которые современники осуществляли для достижения социальных или политических целей.

В качестве источника для проведения исследования была выбрана Gaceta de la Habana — официальное периодическое издание испанского правительства на Кубе, на страницах которого эпидемия холеры освещалась довольно подробно. В апреле 1850 г. появилось первое сообщение об эпидемии на территории Кубы — о вспышке холеры в военном госпитале Гаваны [4, p. 1]. Вероятно, о ее начале было объявлено с опозданием, в то время как информация о ее завершении, появившаяся в октябре того же года, оказалось преждевременной [5, p. 1].

КОНТЕКСТ

Прежде чем перейти к анализу нарратива, необходимо провести его контекстуализацию, поскольку формируемый «образ» эпидемии холеры был рассчитан на восприятие читателя, жившего в конкретной исторической и социальной реальности. По окончании войн за независимость 1810—1826 гг. Испания потеряла существенную часть владений в Западном полушарии. Куба, в свою очередь, играла особую роль в этой изменившейся системе. Она сохраняла статус важнейшего источника доходов метрополии и имела ключевое значение в сфере внешнеторговых отношений. Испания инициировала ряд мер, направленных на упрочнение своего положения на острове, среди которых были введение цензуры, ограничение свободы собраний, усиление военного присутствия и наделение генерал-капитана неограниченными полномочиями [6, p. 418].

Виды города и порта Гаваны в 1850 г. Фоторепродукция картины Федерико Миалье

У жителей острова существовали представления о присоединении его к США в качестве нового штата [7, p. 287], зародившиеся в начале века в рамках идей североамериканского экспансионизма. А в 1840-е годы эти идеи стали там особенно популярны [8, p. 141]. Представители различных социальных слоев относились к возможности вхождения Кубы в состав США по-разному. Так, консервативная часть плантаторской аристократии, тесно связанная с Испанией не только экономическими, но и родственными узами, подобный образ мыслей не поддерживала и стремилась сохранить существовавшие политические порядки. Поддерживали идею либерально настроенные креольские плантаторы, «нарождающаяся торговая креольская буржуазия и прогрессивная интеллигенция» [6, p. 418] — новые социальные группы, постепенно получавшие рычаги воздействия на власть и в меньшей степени связанные с метрополией.

Однако к началу 1850-х годов, к моменту возникновения эпидемии холеры, ни идеи о присоединении к США, ни идеи об обретении полной независимости не получили на Кубе необходимой для успешной реализации поддержки. Об этом ярко свидетельствует ряд неудачных экспедиций Нарсисо Лопеса — авантюриста венесуэльского происхождения, который при поддержке США стремился добиться аннексии Кубы. Вторая из этих попыток вооруженной экспансии пришлась на май 1850 г. В определенный момент она перевела на себя и без того скудное внимание редакции Gaceta de la Habana к эпидемии холеры. Политика газеты в вопросе освещения вторжения Лопеса и конструируемый на ее страницах нарратив заслуживают отдельного исследования. Экспедиция не увенчалась успехом. Н.Лопес не получил той поддержки кубинцев, на которую рассчитывал. Ему пришлось принять факт поражения и бежать с острова для того, чтобы через год вновь предпринять — уже третью — попытку включить Кубу в состав США, ставшую для него роковой [9, p. 81].

Упоминание экспедиций Лопеса важно для понимания контекста событий, поскольку демонстрирует, что Куба находилась на «перепутье», и начало 1850-х годов можно рассматривать как точку отсчета роста социально-политической напряженности, которая впоследствии выльется в Десятилетнюю войну 1868—1878 гг. Нельзя говорить о том, что остров еще не был готов к независимости — это было бы анахронизмом. Правильнее будет сказать, что кубинское общество переживало глубокие изменения и находилось в процессе поиска верного пути. Именно на таком фоне началась вторая эпидемия холеры, которую необходимо было своевременно освещать в прессе.

ИСТОЧНИК

Правительственная Gaceta de la Habana — примечательный источник. В ней фиксировались важнейшие изменения в законодательстве, отражались различные аспекты культурной, торговой и политической жизни кубинцев. Эпидемия холеры 1850—1854 гг. также отражалась на ее страницах. При работе с данным источником важно иметь в виду, что это — официальная правительственная газета, и ее редакционная политика была направлена на защиту интересов испанской власти. Поэтому события, которые противоречили этим интересам, освещались соответствующим образом, как это произошло, например, с ранее упомянутыми экспедициями Лопеса. Поэтому при анализе нарратива ключевой вопрос заключается в том, относилась ли эпидемия холеры к тем самым неудобным событиям, которые требовали особых манипуляций при освещении в периодике.

Эпидемия освещалась по двум основным направлениям. К первому из них относилась любая информация о принимаемых властями мерах по борьбе с эпидемией и о санитарном состоянии острова. Вторым важным направлением стали меры социальной солидарности — различная информация о пожертвованиях или иных способах помощи нуждающимся.

В ходе анализа публикаций были рассмотрены, во-первых, динамика освещения эпидемии — в какой момент появились новости о начале эпидемии, когда было объявлено о ее завершении, и как в этом временном интервале были распределены новости об эпидемии. Во-вторых, были проанализированы меры борьбы с эпидемией: в каком «тоне» они были составлены, каким был их характер, какое впечатление они должны были произвести на современника и, наконец, каким было их содержание. Третьим аспектом анализа стали меры социальной солидарности; в рамках этого аспекта рассматривались фактическое содержание мер и способ их подачи в прессе.

АНАЛИЗ ДИНАМИКИ ОСВЕЩЕНИЯ

Примечательно, что в работах ученых датировки начала эпидемии разнятся. Когда речь заходит о датах, часто используются размытые формулировки, например, «к концу марта эпидемия охватила военный госпиталь Гаваны» [3, p. 163] или «холера вновь появилась на Кубе в феврале 1850 г.» [1, p. 2132]. Исследователи Перес Ортис и Мадригаль Ломба считают, что первый случай заражения был зафиксирован 31 марта 1850 г. [10, p. 4].

Вторая эпидемия холеры на Кубе завершилась в 1854 г. Однако в рамках данного исследования в качестве верхней границы было выбрано 4 октября 1850 г., поскольку именно в этот день в Gaceta de la Habana появилась заметка о завершении эпидемии [5, p. 1]. Это объявление, безусловно, было преждевременным. Но, поскольку мы сосредоточимся на рассмотрении нарратива правительственной газеты, именно эта дата представляется наиболее правильной.

Переходя к анализу динамики освещения эпидемии, необходимо выделить две присущие ей черты. Это — позднее, отложенное появление новостей о холере на острове, а также тот факт, что в последствии ей уделялось крайне мало внимания. В целом выбранный изданием курс можно охарактеризовать как «об эпидемии холеры либо хорошо, либо никак». При последовательном анализе материалов газеты отчетливо видно, что почти все новости, так или иначе связанные с эпидемией, либо — об улучшении санитарной ситуации в отдельных районах Кубы, либо направлены на создание впечатления, что благодаря комплексу санитарных мер, принятых правительством, эпидемия находится под контролем.

В газете была рубрика «Санитарная хроника», в которой раз в месяц публиковался краткий отчет о санитарном состоянии Гаваны и других районов острова. Во-первых, в сводке за март — месяц, когда уже были случаи заражения холерой, — сообщается, что санитарное состояние на Кубе удовлетворительное, а население страдает только от самых обычных заболеваний [11, p. 2]. Во-вторых, весьма примечательно, что с началом эпидемии ежемесячные сводки исчезают. Важно подчеркнуть, что Совет здравоохранения Гаваны принял решение не публиковать статистику заболеваний.

Первое официальное сообщение о холере на острове было опубликовано 19 апреля [4, p. 1]. На следующий день вышел материал о санитарных мерах, разработанных в 1848 г. Советом здравоохранения на случай чрезвычайной ситуации [12, p. 1]. Вплоть до 4 мая газета писала об этих и дополнительных мерах. Но позже количество информации о борьбе с эпидемией резко сокращается. Далее публикуются отдельные новости, например, заметки об улучшении эпидемиологической обстановки в отдельных районах острова.

Создается впечатление, что с объявлением о начале эпидемии намеренно тянули, поскольку с момента ее появления и до официального заявления прошло довольно много времени. После того, как стало понятно, что шансы избежать огласки крайне малы, новости о заболевании были опубликованы в «успокоительном тоне»: основное внимание было сосредоточено не на самой эпидемии, а на том, как успешно она сдерживается. Для сравнения можно взять пример острова Пуэрто-Рико, население которого также пострадало от эпидемии холеры, правда, на несколько лет позже — в 1855—1856 гг. Первый случай был зафиксирован 11 ноября 1855 г., а первое упоминание об эпидемии в Gaceta del gobierno de Puerto-Rico — официальном периодическом издании острова — появляется уже 17 ноября [13, p. 1]. Картина освещения эпидемии в правительственной газете Пуэрто-Рико в целом кардинально отличалась от той, что была свойственна кубинской газете. Издатели Gaceta del gobierno de Puerto-Rico отражали развитие эпидемии подробно и в крайне тревожном свете (хотя, как отмечают некоторые исследователи, публиковавшиеся данные не всегда были точны, и, вероятно, это было сделано намеренно [14, p. 61]).

Отмеченные выше черты динамики освещения тревожных событий, возможно, спорные по отдельности, но вместе они характеризуют присущий именно правительственной газете Кубы стиль нарратива, который особенно ярко раскрывается на контрасте с другими колониальными правительственными газетами, например, с пуэрториканской. Gaceta de la Habana начала освещать эпидемию, когда очевидность ее наличия стала неоспорима, но как только стало возможно, информация о холере исчезла.

САНИТАРНЫЕ МЕРЫ

Начало серии публикаций в Gaceta de la Habana, посвященных эпидемии, в выпуске от 19 апреля положило официальное обращение Городского совета Гаваны, где речь шла о «некоторых случаях, которые были расценены как холера» [4, p. 1], и о мерах, принятых в связи с этим. На членов городского совета возлагалась обязанность по надзору за тем, чтобы жители вверенных им территорий ни в чем не нуждались, особенно представители неимущего класса. В каждом районе города предписывалось создать Благотворительный совет (Junta de Caridad). Члены городского совета должны были уделять особое внимание чистоте улиц и торговых точек. На острове были закрыты канализационные люки, чтобы испарения не беспокоили жителей города, — мера примечательная, поскольку она ярко свидетельствует о том, что медицинская наука все еще строилась вокруг миазматической теории. В этом же номере газеты было написано о лицах, ответственных за решение различных вопросов, связанных с эпидемией.

В распоряжение Городского совета Гаваны поступили 10 тыс. песо, переданные генеральным суперинтендантом, уполномоченным Королевской канцелярии. В отчете о принятых мерах также содержалась информация о том, что к 19 апреля уже было возведено три госпиталя для тех, кто не может позволить себе получить медицинскую помощь на дому, и один госпиталь для тюремных заключенных. В этих госпиталях насчитывалось 600 коек, но помимо этого в районах, прилегающих к Гаване, было открыто 9 новых временных госпиталей, а два главных госпиталя были переоборудованы под нужды эпидемии. Эта информация также привлекает внимание из-за формулировки, которой она заканчивается: «В этих учреждениях имеются необходимые врачи, сотрудники и слуги, есть лекарства, которые только можно пожелать; не хватает только одной вещи, и нам радостно это отметить, а именно — больных» [4, p. 1]. Однако далее следовала оговорка, что один больной все же есть, а потом были упомянуты еще две жертвы холеры — «нет других случаев, помимо этого, кроме заболевшего привратника и женщины» [4, p. 1]. Отмечалось, что состояние всех больных находится под контролем.

После приведенного выше отрывка следует другой, в котором подводится итог сказанному ранее: «Случаи холеры малы и редки, даже если принимать в расчет мнения, в соответствии с которыми число заболевших оценивается в тридцать случаев, зафиксированных за последние 18 дней во внутренних и внешних районах города» [4, p. 1]. Тот факт, что информация о возможных заражениях не была опубликована ранее и впервые была оглашена в подобном контексте, позволяет предположить, что правительство сначала стремилось скрыть случаи заболевания, а затем, когда наличие эпидемии стало неоспоримым, поспешило выразить несогласие с приведенными данными.

На следующий день, 20 апреля, был опубликован перечень мер, разработанных в 1848 г. Высшим советом здравоохранения на случай начала холеры [12, p. 1]. Перечень содержал большое количество мер, но при анализе нарратива, касающегося эпидемии холеры, одна из них заслуживает особого внимания. В первой части первой главы, которая посвящена обязанностям властей в период эпидемии, есть крайне интересная формулировка: «Когда какая-либо эпидемия вторгнется в город, власти должны принять меры, необходимые для поддержания счастья и спокойствия жителей и предотвращения распространения среди них меланхолии». Далее следует пояснение, что эта мера касается, например, временного отказа от колокольного звона при похоронах или распоряжения о том, что «соборования больных должны проводиться так, чтобы не вызывать грусть у здоровых». Эта формулировка, возможно, была выбрана специально, и в случае необходимости позволяла манипулировать подачей информации об эпидемии, если новости о ней были бы тревожными.

В остальном меры касались общих вопросов, связанных с санитарным состоянием: например, члены городского и муниципального советов были обязаны следить за свежестью продуктов и чистотой на торговых точках и местах общественного питания. Эти требования также связаны с упомянутой ранее миазматической теорией. В разделе, регулирующем обязанности властей, также уделялось внимание необходимости заботиться о малоимущих больных, что подразумевает организацию госпиталей и снабжение бедняков едой.

Существенное внимание было уделено функционированию органов, оказывающих помощь малоимущим больным и беднякам. Принятые меры регулировали устройство и функционирование муниципальных благотворительных советов. Если в отдаленных от Гаваны районах Кубы не хватало врачей, то об этом надо было сообщить правительству. Помимо этого, рассматриваемые меры регулировали обязанности врачей, а также вопросы, связанные с работой госпиталей и правилами захоронения. Кроме того, в перечне мер содержались базовые советы по профилактике заболевания холерой. В последующих выпусках появлялись и другие меры, но они не были столь обширными, и в основном дополняли уже принятый документ.

ПРАКТИКИ СОЦИАЛЬНОЙ СОЛИДАРНОСТИ

Меры социальной солидарности, различные практики, направленные на помощь наиболее уязвимым слоям населения, были важной частью сначала испанской культуры, а потом и латиноамериканской. Благотворительность, вероятно, воспринималась, с одной стороны, как способ развить христианские добродетели (а речь идет о крайне религиозных обществах, в которых христианство играло очень важную роль), с другой стороны, эта помощь была способом повысить собственный престиж. Все это имело место на Кубе и раньше, но эпидемия холеры активизировала эти практики. Увеличилось количество нуждающихся — увеличилось количество и интенсивность практик.

Одной из мер вспомоществования стали массовые денежные пожертвования. В периодике эта практика отражалась в виде длинных списков фамилий тех, кто делал пожертвование, с указанием внесенной суммы. Интересно, что пожертвования шли не только непосредственно на помощь тем больным, у которых не было средств оплатить лечение, как это было, например, в Пуэрто-Рико. На Кубе пожертвования делались в пользу правительства, чтобы хотя бы частично компенсировать расходы на борьбу с холерой [15, p. 1]. Еще до начала эпидемии факты, связанные с пожертвованиями в пользу неимущих больных, освещались Gaceta de la Habana исключительно в положительном ключе. Тех, кто жертвовал средства, рассматривали как пример для социальной мотивации. В ходе эпидемии такое отношение к тем, кто делал пожертвования, сохранилось. Фамилии благотворителей, расположенные в списке по мере убывания сумм взносов, обычно занимали первую полосу газеты. Встречаются и заметки, освещавшие заслуги отдельных лиц. Примером может служить опубликованное 1 октября сообщение о доне Рамоне Гильоте, владельце похоронного бюро, во время эпидемии безвозмездно предоставившего три повозки для транспортировки тел умерших на кладбище [16, p. 1]. Есть и упоминания о материальных пожертвованиях, например, в номере за 7 июля появилась таблица, содержавшая информацию о дарении постельного белья и одежды [17, p. 2]. По-видимому, это была инициатива женской части населения, поскольку в таблице значились исключительно женские имена.

Говоря о помощи нуждающимся на Кубе, об уязвимых слоях населения, нельзя обойти вниманием рабов и помощь данному социальному слою. Интересно, что на Кубе не публиковались специальные профилактические меры, целевой аудиторией которых являлись бы рабовладельцы, как это было в Пуэрто-Рико, где было напечатано предписание о том, как необходимо обращаться с рабами и какие меры соблюдать, чтобы не допустить их заражения холерой. Однако 4 мая появилась информация о том, что слуги и рабы, заболевшие холерой, по закону могут быть приняты в госпитали [18, p. 1]. Но особенно интересно, что в заметке сообщается о том, что не у всех хозяев есть возможность оплатить лечение своего слуги или раба, и в такой ситуации власти предлагали помощь.

В целом практики социальной солидарности на Кубе вписываются в общую культурную традицию. По сравнению с Пуэрто-Рико, где подобные практики также играли важную роль во время эпидемии, у благотворительной практики на Кубе есть определенные характерные черты. Во-первых, это — поддержка властями острова тех, у кого не было средств оплатить лечение своих рабов или слуг. Во-вторых, это — пожертвования с целью компенсации расходов правительства, связанных с эпидемией. Участие в благотворительности имело важное имиджевое значение, и в нарративе газеты лица, проявившие щедрость, поощрялись и получали высокую моральную оценку.

Если рассматривать практики в рамках дискурса издания Gaceta de la Habana, ориентированного на поддержку колониального правительства, а также старающегося «сгладить углы», когда речь шла об эпидемии, эти практики можно расценивать как дополнительный элемент улучшения имиджа власти и инструмент успокоения населения.

Подводя итог, можно отметить, что эпидемия холеры действительно стала событием «неудобным», требующим особых и осторожных манипуляций в ходе его освещении в прессе. Создание необходимого «образа», вероятно, имело социально-политическое значение.

К сожалению, еще не оцифрованы документы, которые позволили бы с точностью установить, в какой момент началась эпидемия холеры на острове, а доступные исследования зарубежных авторов не дают однозначный ответ на этот вопрос. Однако, вероятно, новости об эпидемии холеры появились с существенной задержкой, и в дальнейшем ее течение освещалось довольно скудно. Приемы, использовавшиеся редакцией правительственной Gaceta de la Habana, акценты, которые расставляли авторы заметок, наводят на мысль о том, что информация об эпидемии должна была оставить у читателя впечатление, что ситуация находится под контролем благодаря своевременному комплексу мер, принятых правительством, пользовавшимся активной моральной и материальной поддержкой общества.

В тоже время необходимо отметить необычайное стремление убрать сведения об эпидемии из информационной повестки и из жизни населения: фактические ограничения на публичность похорон и сопровождающие их церковные таинства, манипуляции терминами и стремление сохранить «счастье и спокойствие» кубинских подданных выдают глубокую озабоченность как минимум местных колониальных властей социально-политической ситуацией и ее потенциальной взрывоопасностью.