Везде
Понятие психологической безопасности и его обоснование с разных научных позиций
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Понятие психологической безопасности и его обоснование с разных научных позиций
Аннотация
Код статьи
S020595920002985-9-1
DOI
10.31857/S020595920002985-9
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Харламенкова Наталья Евгеньевна 
ORCID: 0000-0002-0508-4157
Должность: заведующая лабораторией психологии развития субъекта в нормальных и посттравматических состояниях
Аффилиация: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт психологии РАН
Адрес: Российская Федерация
Выпуск
Том 40 № 1
Страницы
28-37
Аннотация

В соответствии с целью исследования, которая состояла в сравнении представлений о безопасности человека, обосновано понятие “психологическая безопасность”. В качестве исходного основания анализа понятия “безопасность” рассмотрена фундаментальная философская проблема – проблема Человека; определены методологические и теоретические предпосылки изучения психологической безопасности человека с позиции психологии субъекта. Показано, что разное отношение субъекта к миру (трагическое, комическое и др., по С. Л. Рубинштейну) является определяющим в переживании им своего бытия как опасного или безопасного. Обозначены способы регуляции субъектом переживания угрозы в зависимости от жизненных обстоятельств: повседневных и интенсивных стрессов. Понятие “психологическая безопасность” рассмотрено в соотношении с другими научными понятиями: психологическим благополучием, жизнестойкостью и жизнеспособностью.

Ключевые слова
проблема человека, субъект, психологическая безопасность, проблема жизни и смерти, психологическое благополучие, интенсивный стресс, жизнестойкость, жизнеспособность.
Источник финансирования
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 15-36-11108).
Классификатор
Получено
25.02.2019
Дата публикации
26.02.2019
Всего подписок
89
Всего просмотров
1197
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 Проблема человека – сложнейшая и принципиально до конца не изученная научная задача, которая вызывает неизменный интерес среди ученых как гуманитарных, так и естественно-научных областей знания. Один из вопросов, часто задаваемых при ее обсуждении, звучит так: “в какой сфере научного знания проблема человека ставится наиболее определенно и остро”, “в чем может заключаться ее содержание?” [17, с. 11].
2 Очевидно, что именно для философии “проблема человека, его природы, назначения и возможностей его познания всегда была центральной” [там же, с. 402]. В разных философских учениях особое предназначение человека виделось в свободном проявлении воли, в разумном и творческом отношении к миру, в способности размышлять над вопросами смысла жизни и смерти, в формулировке нравственного закона жизни и стремлении ему следовать. Однако не только для философии, но и для других наук обращение к проблеме человека стало фундаментальной задачей, решение которой часто осуществлялось с ориентацией на нормативы проведения естественно-научных исследований. Как пишет В. А. Лекторский в заключении к книге “Теория познания: Познание социальной реальности”, “вопрос о том, возможно ли знание о человеке и человеческой реальности и как возможно это знание, всегда решался с точки зрения того идеала знания, образцы которого были даны в точном естествознании, вернее, в классической физике” [17, с. 402].
3 Возрастающая дифференциация наук стимулировала появление разных взглядов на человеческую природу и развитие специализированных форм познания. Не только философия и физика, но и математика, этика, эстетика, право, политика, идеология и др. попытались определить свой круг вопросов, связанных с решением проблемы человека. В результате такого разобщения наук единая предметная область исследования была расщеплена на отдельные фрагменты; некоторые научные направления стали претендовать не только на то, чтобы тщательно исследовать свой аспект проблемы человека, но и на ее решение в целом [там же, с. 49].
4 Современная наука стоит перед необходимостью продолжения исследований в этой области, тем более что высокоразвитые информационные технологии и интенсификация научного процесса стимулируют развитие особых способностей человека и одновременно создают условия для возобновления дискуссий по поводу фундаментальных философских вопросов. Сложность, однако, заключается в том, что решение фундаментальных проблем науки с опорой на новейшие технические и информационные достижения не всегда ведет к желаемому результату. Так, по мнению В. А. Лекторского, многие “науки о человеке становятся во все большей степени поставщиками средств для управления человеческим существом, проектирования его телесности и психики” [10, с. 5], что парадоксальным образом причиняет серьезный вред его природе, способствует “расчеловечиванию”, и в конечном итоге ведет к гибели.
5 Речь идет о том, что постепенное развитие современных технологий, направленных на “улучшение” человеческой природы, т. е. на повышение его выносливости, физического здоровья и психической устойчивости к воздействию негативных факторов, привело к необходимости формулировки и обсуждения проблемы создания “постчеловека”, или сверхсовершенного существа. Сторонники идеи создания сверхчеловека обосновывали эту возможность тем, что необходимо отказаться от гуманистических идеалов, связанных с потребностями в заботе, сострадании, любви и др., которые, как утверждалось, мешают развитию выдающихся способностей.
6 Критично оценивая увлеченность решением задачи по созданию сверхчеловека, Лекторский пишет, что человек – не только природный, но и культурный феномен, и именно мир культуры и ценностей позволяет сохранять ему самобытность. Вовсе не отрицая важности современных научных достижений в области информационных, когнитивных, нано- и биотехнологий, ученый уточняет, что «“общество знания”, технонаука, новые NBIC1 и социальные технологии только в том случае будут способствовать развитию и процветанию человека, если они самым серьезным образом будут считаться с тем, что делает человека человеком, т. е. с человеческой культурой и ее смыслами» [там же, с. 10].
1. Nano Bio Info Cognitive – прим. ред.
7 Попытка вернуть человеку человеческое вынуждает исследователей вновь задаться вопросом о том, можно ли исследовать научными методами такие аутентичные черты Homo sapiens, как свобода воли, самосознание, самопознание и самоконструирование и другие феномены? Оказывается, что если рассматривать их как особенности Человека – носителя определенных культурных и нравственных ценностей, то есть рассматривать “как генетически и функционально связанные с деятельностью и действиями познающего существа во внешнем мире” [там же, с. 12], то вопрос об объективности этих феноменов и возможности их изучения сугубо научными методами становится не столь острым.
8 Тем не менее, охватывая взглядом историю становления проблемы человека в науке, можно заметить устойчивое стремление объективировать процедуру изучения человеческих качеств либо путем изучения преимущественно биологического начала, либо путем исследования ценностей, смыслов, свободы волеизъявления, нравственных и духовных потребностей методами гуманитарных наук, сконструированными по подобию естественно-научных методов. Это ставшее традиционным противопоставление природного и культурного в человеке со всей очевидностью создавало основу для постоянного обращения то к естественно-научной, то к гуманитарной парадигме и усугубляло разделение биологического и культурного, природного и социального. Так, Н. А. Бердяев писал: “Самый факт существования человека есть разрыв в природном мире и свидетельствует о том, что природа не может быть самодостаточной и покоится на бытии сверхприродном. Как существо, принадлежащее двум мирам и способное преодолевать себя, человек есть существо противоречивое и парадоксальное, совмещающее в себе полярные противоположности. С одинаковым правом можно сказать о человеке, что он существо высокое и низкое, слабое и сильное, свободное и рабье… Человек не есть только порождение природного мира и природных процессов, и вместе с тем он живет в природном мире и участвует в природных процессах. Он зависит от природной среды, и вместе с тем он гуманизирует эту среду, вносит в нее принципиально новое начало” [3, с. 55].
9 По мнению А. В. Брушлинского, для одной из наук, изучающей человека, – психологии – характерно, что уже в ее предмете природное и социальное онтологически являются нераздельными. Брушлинский пишет, что на любой стадии развития человека, т. е. в том числе и в период раннего онтогенеза, в психике (а речь идет именно о психологии человека, а не животных) нет ничего, что было бы только природным или только социальным. Утверждается, что это положение имеет отношение и к высшему уровню развития человека, к его духовному уровню. “Эта уникальная целостность природного и социального, составляющая сущность человека и его психики, возникла в ходе антропогенеза и социогенеза и развивается дальше в процессе истории человечества и жизненного пути каждой личности” [4, с. 48]. Именно благодаря активности человека как субъекта своей жизни этот процесс происходит не путем воздействия социального на природное и подчинения последнего первому (внешняя детерминация), а посредством участия самого человека (внешнее через внутреннее) в организации своей жизнедеятельности.
10 Данное теоретико-методологическое положение верифицируется значительным количеством научных и практических результатов, полученных в общей, социальной, инженерной психологии и др. Очевидным подтверждением того, что человек выступает субъектом своей жизни, интегрируя природное и социальное начало, выступает критическая для проверки правдоподобности этого высказывания ситуация – болезнь. Известно, например, что на этапе реабилитации после тяжелого заболевания или операции важнейшую роль в эффективности восстановительных процедур играет степень включенности в этот процесс пациента (его мотивация к выздоровлению, позитивное отношение к реабилитации, планирование будущего и др.).
11 Это положение верно и в том случае, если речь идет о проведении психологической коррекции людей с эндогенными расстройствами. Важно, как пишут В. П. Критская и Т. К. Мелешко, учитывать множество факторов, прежде всего, специфику патологии (в исследовании авторов – шизофренической патологии), социально-демографические данные, мотивацию и предпочтения пациентов. “Мотивирующие воздействия должны быть направлены на реализацию ресурсов личности, не выходящую за пределы ее возможностей, а коррекционная работа – строиться с учетом потребностей, интересов личности, ее способностей и склонностей, навыков и умений. На этих данных основываются рекомендации, касающиеся профориентации, трудоустройства, выбора адекватного места в жизни. Реабилитационный процесс невозможен без активного участия самого пациента в нем” [8, с. 359].
12 Итак, изучение природных особенностей людей и объяснение с помощью выявленных закономерностей, лежащих в плоскости естествознания, феномена человека, равно как исследование культурных и социальных факторов в качестве ведущих детерминант, определяющих его природу, без понимания роли самого человека в этом процессе, оставляет открытым вопрос о его сущности. И напротив, осознание того, что сущность человека заключена в уникальной целостности природного и социального, которая обнаруживается в том, что человек выступает субъектом своей жизни, позволяет по-новому осветить ряд обсуждаемых в современной науке вопросов.
13 Одним из таких актуальных и непростых вопросов является проблема безопасности человека.
14 Цель статьи состоит в сравнении разных представлений о безопасности человека и в обосновании правомерности использования понятия “психологическая безопасность” в аспекте анализа более общей проблемы человека, человека как субъекта жизни.
15 ПРОБЛЕМА БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕКА И ОБЩЕСТВА: РАЗЛИЧНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О БЕЗОПАСНОСТИ
16 В обыденном представлении “безопасность” ассоциируется с отсутствием опасности, угрозы, зла. Интересно отметить, что житейское представление о безопасности часто переносится в область научного знания. Так, систематизация различных определений безопасности, встречающихся в научной литературе, показывает, что в большинстве из них безопасность понимается как защищенность. Это и защищенность интересов субъекта от угроз, и сохранение целостности и стабильности социальной системы при негативных воздействиях, и защита материальных и духовных ценностей субъекта от существенного для него ущерба [14, с. 192]. Отличие состоит лишь в объекте защиты, т. е. в том, что именно готов защищать субъект или общество: собственные интересы, стабильность или ценности.
17 С нашей точки зрения житейское и научное определения понятия, конечно, должны быть близки по своему содержанию, но не идентичны. Научное определение формулируется на высоком уровне обобщения и отличается полнотой и предельной точностью, отражая сущностные признаки предмета, который этим понятием обозначают. Научное понятие должно связывать разные уровни научного знания: эмпирический, теоретический и методологический, – что доказывает его значимость для данной области знания и принципиальную незаменимость другими понятиями.
18 По-видимому, смешение житейского и научного определений безопасности связано с тем, что в обоих случаях речь идет о защищенности человека как биологического существа от различных угроз и опасностей. При этом иные аспекты феномена безопасности, такие как активность человека как субъекта, антиципация и восприятие опасности, способы защищенности и др., в данной дефиниции отсутствуют. В связи с этим вполне закономерно возникает вопрос о том, почему научное определение понятия “безопасность” трактуется достаточно узко? Научное определение безопасности часто оказывается не связанным с пониманием человека как субъекта жизни и с анализом проблемы человека в целом. Рассматривается либо безопасность индивида как биологического существа, либо безопасность личности как социального индивида. Обе ипостаси человека – природная и культурная, которые следует изучать в их целостности и единстве, разделяются, не интегрируются, и в этом случае индивид действительно остается открытым различным воздействиям, вынужден защищаться от многочисленных опасностей, угрожающих его физическому и социальному благополучию.
19 Следуя именно такой логике в определении безопасности, ученые и практики закономерным образом обращаются к изучению различных угроз и видов безопасности: военной, социальной, экономической, экологической, информационной, а также к описанию тех последствий, к которым приводит нарушение конкретного ее вида. Так, при анализе проблемы информационной войны безопасность может рассматриваться как “такое состояние системы и среды, когда отсутствуют внешние и внутренние угрозы существованию и успешному функционированию системы или имеется надежная защита от таких угроз” [1, с. 10].
20 Методологическим основанием теоретико-эмпирического изучения безопасности как защищенности индивида от угроз является такое понимание человека, при котором он представляется включенным в отношения с миром по принципу детерминации “внутреннее через внешнее”, когда проявления его собственной активности оказываются возможными только в “ситуации без угроз”, в безопасной ситуации. Если это так, тогда, как писал Бердяев, человек действительно представляет собой существо “слабое и сильное, свободное и рабье” [3, с. 55]; уточним, в большей степени, именно “слабое” и “рабье”, ведь “ситуации без угроз” встречаются реже, чем в разной степени угрожающие обстоятельства жизни.
21 Понимание безопасности как защищенности индивида от угроз исключает необходимость обсуждения философской проблемы человека, нивелирует ее значимость. Кроме того, меняется контекст обсуждения этой проблемы: безопасность как защищенность человека от угроз снимает необходимость анализировать проблему жизни и смерти, а важнейшим философским вопросом становится вопрос о выживании человека в условиях экологического, экономического, политического и иных видов кризиса [см., например, 20]. “Суть проблемы безопасности в современном контексте состоит в определении условий существования и выживания человечества в постиндустриальную эпоху… При этом гамлетовский вопрос – быть или не быть – встает теперь уже не в философском, а в жизненно практическом смысле” [6, с. 40].
22 Представляется, однако, что подобная трактовка проблемы безопасности вновь возвращает нас к исходному противоречию природного и культурного в человеке, к необоснованному разделению и противопоставлению этих двух ипостасей. Тенденция рассматривать безопасность преимущественно как природную составляющую человека лишает его сугубо человеческих качеств и не позволяет исследовать эту проблему в более широком ее понимании.
23 С нашей точки зрения, как философская категория безопасность (человека, общества) раскрывается в контексте методологического анализа проблемы жизни и смерти и понимания человека как активного субъекта, конструирующего, осмысливающего жизнь и пытающегося понять, что такое смерть [18]. Угрозы, опасности практически всегда вызывают у человека страх, чувство утраченной безопасности. Преодоление этого страха в его философском понимании состоит не только и не столько в избегании опасностей и угроз, не в поиске безмятежной жизни, а в предельном наполнении жизни смыслом [13, с. 167]. “В том-то как раз и заключается дело, что жизнь – прежде всего человеческая жизнь – не обладает никаким смыслом, помимо того, какой мы сами сознательно или стихийно, намеренно или невольно самими способами нашего бытия придаем ей… Этот ответ смещает центр тяжести с вопроса об изначальном смысле, бесплодность которого очевидна, на вопрос об окончательном смысле, позволяя судить и о том срединном и промежуточном, где находимся мы и где этот вопрос имеет неотвлеченный смысл, где он, собственно, и приобретает всю полноту своего значения…” [13, с. 167–168].
24 Рассматривая проблему безопасности человека через призму его активной позиции как субъекта жизни по отношению к своему осмысленному существованию, мы существенно дифференцируем узкое (часто житейское) и более широкое понимание безопасности человека. Повторим сказанное ранее: в узком значении безопасность трактуется как защищенность человека, общества от угроз, как выживание индивида. При более широком понимании проблемы человек рассматривается не как объект внешних воздействий, а как субъект, наделенный ответственностью за свою жизнь, рефлексирующий, конструирующий и понимающий ее в соответствии с найденными им смыслами своего существования. Осмысленность жизни позволяет субъекту понимать многие явления, которые раньше представлялись ему угрозами и опасностями, скорее как закономерные трудности, а также дифференцировать их от других угроз – интенсивных стрессоров, на самом деле представляющих опасность для жизни.
25 Таким образом, на методологическом уровне анализа безопасность человека понимается как конструируемое субъектом пространство жизни, имеющее временны́е границы и наделенное смыслом, благодаря которому создаются ресурсы для сохранения целостности, стабильности и развития человека, принятия и осознания им на индивидуальном уровне проблемы жизни и смерти.
26 Именно субъект, согласно С. Л. Рубинштейну, как сознательный человек не только проживает и переживает свою жизнь, но и “определяет свое отношение к миру”, берет “ответственность … за то, что он делает … и за то, чем он будет становиться, за себя самого” [15, с. 83]. По мнению А. В. Брушлинского, проблема субъекта является общей для многих гуманитарных, отчасти биологических и технических наук, однако именно в психологии субъект рассматривается не абстрактно, а как “живой субъект”, формирующий и развивающий “в ходе деятельности, общения и т. д. психическое как непрерывный (недизъюнктивный) познавательно-аффективный процесс…” [4, с. 64]. Обращаясь к изучению “живого субъекта”, осуществляющего психическое как процесс, исследователи закономерным образом открывают для себя необходимость анализа психологии человека как субъекта жизни и деятельности, осознают востребованность обсуждения проблемы психологической безопасности.
27 ПРОБЛЕМА БЕЗОПАСНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ:ПОНЯТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
28 В отличие от понятия “потребность в безопасности”, которое используются в психологии довольно давно, “психологическая безопасность” как понятие – явление новое. Интересно, однако, отметить, что несмотря на интенсивное обращение современных психологов к этой проблематике, она продолжает трактоваться достаточно узко и понимается как защищенность человека от негативных внешних факторов, как психологическое благополучие, прямо связанное со стабильностью общества, предсказуемостью социальных процессов и т. п. (см. обзор исследований по проблеме безопасности в книге [19]). Например, при определении понятия психологической безопасности образовательной среды отмечается, что это состояние, “свободное от проявлений психологического насилия во взаимодействии, способствующее удовлетворению потребностей в личностно-доверительном общении…” [2, с. 12].
29 С нашей точки зрения, понятием “психологическая безопасность” следует обозначать не состояние среды, в которую, по мнению многих авторов, человек включен лишь как “участник взаимодействия”, и даже не состояние индивида или личности. Психологическая безопасность присуща субъекту и не дана ему в виде готового продукта, а постоянно воспроизводится им.
30 С. Л. Рубинштейн писал, что в жизни человека есть трагическое, комическое, драматическое, причем следует разделять, скажем, трагическое отношение к жизни и “трагедию (курсив мой – Н.Х.) как закономерно выступающую сторону самой жизни” [15, с. 80]. Чувства трагического, юмористического, иронического не могут быть абсолютизированы; они проявляются в конкретной ситуации живого субъекта в особой конфигурации и акцентируются в зависимости от отношения субъекта к происходящему. Будет ли субъект ощущать жизнь как трагедию, т. е. как небезопасную для него, во многом зависит от его отношения к конкретным жизненным обстоятельствам, к тому или иному делу, идее, поступку. “Жизнь могуча, бесконечно разнообразна и чревата всем добрым и злым. И у человека в конечном счете одно дело в жизни: самому вносить в нее, сколько только может он, красоты и добра” [там же, с. 84].
31 Итак, методологическим основанием проблемы психологической безопасности человека остается проблема поиска смысла жизни и отношения человека к смерти в аспекте проявления комплекса переживаний – от юмористического к ироническому. Ироническое отношение к миру вызывает переживание его небезопасности и настраивает на восприятие собственного бытия преимущественно как трагического.
32 Понятие “психологическая безопасность” еще более специфицируется и конструируется на теоретическом уровне анализа. По мнению А. Л. Журавлева и Н. В. Тарабриной, она представляет собой “интегративную характеристику субъекта, отражающую степень удовлетворенности его базисной потребности в безопасности и определяемую по интенсивности переживания психологического благополучия / неблагополучия” [7, с. 9].
33 Раскрывая содержание этого определения, отметим, что психологическая безопасность – это сложный конструкт, который включает в себя мотивационно-потребностное состояние субъекта, комплекс эмоциональных переживаний, когнитивную и регулятивную составляющие. Отношение субъекта к миру как мотивационная и когнитивная составляющие психологической безопасности выражается в виде общей и частной жизненных установок. Общая установка связана с осмысленностью жизни субъектом (смыслом жизни); частная установка возникает на конкретную ситуацию (событие) и сопряжена с оценкой этой ситуации как опасной (угрожающей) или безопасной. Определенное отношение к миру в целом и к конкретному событию в частности вызывает различные переживания (благополучия или неблагополучия) и является эмоциональной составляющей психологической безопасности. Переживание неблагополучия актуализирует базовую потребность в безопасности, которая определяет актуальное потребностное состояние субъекта и побуждает его к регуляции эмоционального состояния и к когнитивной переоценке ситуации, а возможно, и к изменению смысла жизни (регулятивная составляющая психологической безопасности).
34 Следует заметить, что через отношение к миру человек проявляет себя как активный субъект и воспринимает свое окружение в зависимости от того, каков его жизненный опыт и каковы его жизненные установки. Безусловно, важной составляющей психологической безопасности является то, как человек переживает свое отношение к миру, как он его воспринимает эмоционально, ведь в зависимости от этих переживаний у субъекта будет (или не будет) возникать потребность в безопасности.
35 Выделяя в качестве главного индикатора психологической безопасности переживание, мы подчеркиваем, что нарушение безопасности связано с переживаниями особого рода: страхом, ужасом, безысходностью, т. е. с интенсивным стрессом. Степень переживаемого стресса зависит от отношения субъекта к конкретной ситуации и, безусловно, корректируется общей жизненной установкой, связанной с осмысленностью жизни.
36 Известно, что интенсивный (травматический) стресс – эмоциональная реакция субъекта, выходящая за пределы привычного для человека реагирования на повседневные стрессоры [5]. Как пишет Н. В. Тарабрина с коллегами, травматический стресс может возникать не только на стрессоры высокой интенсивности, но и на житейские неурядицы, т. е. на хронические повседневные стрессоры, вызывающие у человека повторяющиеся негативные эмоции [16]. Однако именно события катастрофического характера способны привести к интенсивному стрессу и последующим, т. е. отсроченным реакциям: посттравматическому стрессу (ПТС), психопатологической симптоматике и изменениям в эмоционально-личностной сфере человека. “Посттравматический стресс определен как симптомокомплекс, характеристики которого отражают, прежде всего, нарушение целостности личности в результате психотравмирующего воздействия стрессоров высокой интенсивности. Эмоционально-когнитивные личностные изменения при этом могут достигать такого уровня, при котором у человека как субъекта нарушается способность осуществлять основную интегрирующую функцию” [16, с. 34].
37 Понятно, что такие изменения являются индикатором нарушения безопасности и границей, разделяющей “трагическое отношение к жизни” (см. выше), т. е. субъективную оценку человеком жизненных событий и ситуаций как угрожающих, которая может корректироваться субъектом, и “трагедию как закономерно выступающую сторону самой жизни” [15, с. 80]. В последнем случае объективная опасность и ее угрожающий жизни характер чаще всего не предотвращаются субъектом, но могут быть им приняты впоследствии в качестве факта истории своей жизни.
38 Рассматривая разную степень “трагичности жизни”, можно неверно оценить меру влияния субъекта на разные жизненные обстоятельства – повседневные трудности, с одной стороны, и травматические стрессоры, с другой, полагая, что влиянием первых можно управлять, а воздействием вторых – нет. Это не совсем так. В обоих случаях субъект может менять отношение к ситуации – априори снижать субъективную значимость повседневных стрессоров, воспринимаемых в качестве потенциальных угроз безопасности, и апостериори изменять отношение к травматическим событиям своей жизни и их последствиям.
39 В целом можно вполне утвердительно сказать, что понятие психологической безопасности адекватно вводится в категориальный аппарат научной психологии, обозначая собой комплекс когнитивных, эмоциональных, мотивационных и регулятивных составляющих, описанных нами ранее, посредством которых субъект оценивает и переживает состояние психологического благополучия, т. е. такое состояние, когда тема жизни и смерти актуально не выступает для человека во всем ее трагизме.
40 Небезопасность, эмоционально оцениваемая переживанием страха, ужаса, безысходности, тесно связана со страхом смерти, с ощущением необратимости произошедшего, с чувством утраты: угрозой собственной жизни, потерей близких людей и нарушением привычного уклада жизни, утратой субъектом интегрирующей функции. Принятие этой травматической ситуации через изменение отношения к ней восстанавливает способность человека оставаться субъектом своей жизни.
41 Таким образом, психологическая безопасность (как, впрочем, и безопасность вообще) связана с обеспечением и сохранением жизни человека, однако как категория психологии она специфицируется 1) комплексом психологических характеристик (когнитивных, эмоциональных и прочих) и 2) реализуется благодаря активности самого субъекта (а не только благодаря обстоятельствам и условиям жизнедеятельности), в том числе проявляясь в его жизнеспособности и жизнестойкости [9; 12]. В связи с этим понятно, что в организации безопасной среды большую роль играет сам субъект.
42 ПОНЯТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В СИСТЕМЕ ДРУГИХ КАТЕГОРИЙ ПСИХОЛОГИИ
43 При проведении категориального анализа понятий оказалось, что семантически близкие к психологической безопасности термины – защищенность, стабильность и др., – сами по себе не являются понятиями, но представляют собой ее отдельные характеристики.
44 Семантически близкие к психологической безопасности понятия, с нашей точки зрения – это “психологическое благополучие”, “жизнестойкость” и “жизнеспособность”. Психологическое благополучие в узком (эмоциональное благополучие) и широком (позитивные отношения с другими, принятие себя, автономия, компетентность и проч.) смысле слова соотносится с психологической безопасностью по принципу “целое–часть”. Психологическая безопасность обозначает собой только ту часть широкого диапазона проявлений психологического благополучия, которая соотносима с активными действиями субъекта по организации своего психологического благополучия, т. е. с изменением отношения к ситуации, с переоценкой событий и своего состояния и др.
45 Дискуссии относительно сопоставления между собой жизнестойкости и жизнеспособности хорошо известны [11; 12]. Мы придерживаемся позиции А. В. Махнача, который сравнивает жизнестойкость (hardiness) с жизненной силой и способностью выдерживать трудности судьбы, а жизнеспособность (resilience) – с сопротивлением трудностям, а также со способностью существовать и развиваться [там же].
46 В контексте сравнения понятий психологическая безопасность занимает особое место. Так, жизнестойкость характеризует человека как выносливого, эргичного, ресурсного, актуально противостоящего обстоятельствам. Психологическая безопасность предполагает не столько противостояние обстоятельствам, сколько совладание с различными угрозами и их последствиями в целях ослабления самой серьезной угрозы – угрозы смерти.
47 Психологическая безопасность и жизнестойкость чаще проявляются актуально. Временными координатами жизнеспособности являются и настоящее, и будущее. Можно также добавить, что стратегии жизнестойкости и жизнеспособности обеспечивают психологическую безопасность человека.
48 Методологическое и теоретическое обоснование конструкта “психологическая безопасность” не мыслится без системы понятий “жизнь” и “смерть”, в рамках которой стремление к жизни невозможно понять без осмысления проблемы смерти, и наоборот. “Факт смерти превращает жизнь человека не только в нечто конечное, но и окончательное. В силу смерти жизнь есть нечто, в чем с известного момента ничего нельзя изменить… Жизнь человека в силу факта смерти превращается в нечто, чему подводится итог. В смерти этот итог фиксируется. Отсюда и серьезное, ответственное отношение к жизни в силу наличия смерти” [15, с. 81].
49 Сказанное в полной мере относится и к конкретному человеку, и к группе людей, и к целому народу, государству. Поэтому неслучайно, говоря о национальной безопасности государства, политики продолжают связывать ее с защищенностью личности и общества от внешних и внутренних угроз, прежде всего имея в виду сохранение жизненных ресурсов государства и обеспечение его развития. При этом подразумевается и обратное, т. е. необратимость последствий, гибель государства в случае недостаточной военной, экономической, информационной, социальной и экологической защиты общества от угрожающих факторов. Чем более открытым и разумным будет представление о масштабах возможного бедствия, тем более эффективными, с нашей точки зрения, будут стратегии жизнестойкости и востребованными ресурсы жизнеспособности, и, в целом, более корректно будет рассмотрен вопрос о национальной безопасности государства, общества и отдельной личности.
50 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
51 Введение в систему научных категорий понятия, которое ранее использовалось в обыденном языке, требует специального обоснования и сугубо научного объяснения. Наиболее остро этот вопрос стоит в случае обращения к понятию “безопасность” как универсальной категории, которая успешно введена в лексикон разных наук – как естественных, так и гуманитарных. Проблема состоит в том, что понятие “безопасность” часто не специфицируется относительно конкретной научной дисциплины и не обосновывается с методологической и философской точек зрения, что нарушает принцип дифференциации научных и житейских понятий.
52 Предлагая рассматривать категорию “безопасность” как одну из характеристик человека как субъекта жизни, мы показали, что безопасность субъекта обеспечивается им путем осмысления собственной жизни и отношения к смерти, и предприняли попытку объяснить необходимость исследования феномена безопасности в контексте более общей проблемы – проблемы человека. Дифференциация философского и конкретно-научного содержания изучаемого вопроса позволила подтвердить возможность использования понятия “психологическая безопасность” и наполнить его содержательно.
53 Категориальный анализ понятий продемонстрировал правильность выбранного ракурса исследования и предоставил возможность соотнести семантически близкие понятия: психологическую безопасность, жизнестойкость и жизнеспособность – и еще более специфицировать понятие безопасности как характеристики субъекта, который способен усиливать, ослаблять или нивелировать трагическое отношение к жизни, а также принимать жизнь такой, какая она есть, либо, наоборот, избегать принятия жизни, когда она объективно становится трагедией.

Библиография

1. Алексеев А. П., Алексеева И. Ю. Информационная война в информационном обществе // Вопросы философии. 2016. № 11. С. 5–14.

2. Баева И. А., Семикин В. В. Безопасность образовательной среды, психологическая культура и психическое здоровье школьников // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. 2005. № 5 (12). С. 7–19.

3. Бердяев Н. А. О назначении человека. М.: Республика, 1993.

4. Брушлинский А. В. Психология субъекта / Отв. ред. В. В. Знаков. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”; СПб.: Алетейя, 2003.

5. Головей Л. А., Стрижицкая О. Ю. Особенности структуры повседневных стрессоров и ресурсов личности в разные периоды взрослости // Психология повседневного и травматического стресса: угрозы, последствия и совладание / Под ред. А. Л. Журавлева, Н. В. Тарабриной, Е. А. Сергиенко, Н. Е. Харламенковой. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2016. С. 27–49.

6. Денисов В. В. Безопасность как проблема выживания человечества // Философия и общество. 2004. № 3. С. 24–42.

7. Журавлев А. Л., Тарабрина Н. В. Психологическая безопасность: на пути к комплексным, междисплинарным исследованиям (вместо предисловия) // Проблемы психологической безопасности / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Н. В. Тарабрина. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2012. С. 5–21.

8. Критская В. П., Мелешко Т. К. Патопсихология шизофрении. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2015.

9. Лактионова А. И. Взаимосвязь смысловых образований и рефлексивности с жизнеспособностью человека // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 5. С. 27–40.

10. Лекторский В. А. Возможны ли науки о человеке? // Вопросы философии. 2015. № 5. С. 3–15.

11. Махнач А. В. Жизнеспособность как междисциплинарное понятие // Психологический журнал. 2012. Т. 33. № 6. С. 84–98.

12. Махнач А. В. Жизнеспособность человека как предмет изучения в психологической науке // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 4. С. 5–16.

13. Никитин Е. П. Духовный мир: органичный космос или разбегающаяся вселенная? М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.

14. Поздняков А. И. Категория безопасности: сравнительный анализ различных подходов к определению // Национальная безопасность: научное и государственное управленческое содержание: материалы Всеросс. науч. конф., 4 дек. 2009 г. / Под ред. С. С. Сулакшина и др. М.: Научный эксперт, 2010. С. 192–202.

15. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997.

16. Тарабрина Н. В., Харламенкова Н. Е., Падун М. А., Хажуев И. С., Казымова Н. Н., Быховец Ю. В., Дан М. В. Интенсивный стресс в контексте психологической безопасности. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2017.

17. Теория познания: В 4 т. Т. 4. Познание социальной реальности / Под ред. В. А. Лекторского, Т. И. Ойзермана. М.: Мысль, 1995.

18. Трубников Н. Н. О смысле жизни и смерти. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.

19. Харламенкова Н. Е., Тарабрина Н. В., Быховец Ю. В., Ворона О. А., Казымова Н. Н., Дымова Е. Н., Шаталова Н. Е. Психологическая безопасность личности: имплицитная и эксплицитная концепции. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2017.

20. Хохрина Е. Н. Философские основания выживания человечества в контексте глобального экологического кризиса: Автореф. дисс. … д-ра философских наук. Самара, 2001.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести